Крэйг Браун - Теория шести рукопожатий

Благодаря новоприобретенной уверенности в себе он уже не так робок с женщинами. Его внимание привлекла симпатичная девятнадцатилетняя продавщица Ева Браун; она работает в студии его личного фотографа Генриха Гофмана. Он даже стал с нею встречаться. И вот, когда он идет по Людвигштрассе, что плохого может случиться в этот ясный солнечный день?

В нескольких метрах от него юный Джон Скотт-Эллис обкатывает новую машину. Он не сумел с отличием закончить Итон. «Я обладал теми преимуществами, что был неглуп и мне неплохо удавалось большинство спортивных игр, – вспоминает он, – но все испортила моя врожденная лень или слабоволие… Я был кошмарным учеником… Я жульничал без всяких угрызений совести, а когда мне грозили исключением – «Вы переполнили чашу терпения», такими словами однажды приветствовал меня доктор Эйлингтон, – я всегда умудрялся надавить на жалость и выкрутиться».

Он так и не смог прославить свое имя особыми достижениями. Вот что говорит его отец в письме к его же матери, написанном на втором году учебы Джона в Итоне:

Дорогая Марго!

Прилагаю табели успеваемости Джона. Как увидишь сама, его оценки весьма неутешительны от первой до последней… Боюсь, он унаследовал все недостатки и ни одного из малочисленных достоинств отца. Конечно, мы могли его переоценить, и на самом деле он всего лишь глуповатый и неряшливый мальчик, хотя, возможно, он сорвался, вступив в подростковый возраст. Однако, надо сказать, отсутствие честолюбия и общая слабость характера глубоко меня разочаровывают.

Постарайся расшевелить нашего безобразника.

Твой Т.

Покинув Итон в прошлом году, Джон отправился в семейные владения в Кении (Скотт-Эллисам принадлежит множество ферм, а также сотня акров в центральном Лондоне между Оксфорд-стрит и Мэрилебон-роуд, больше 8 тысяч акров в Эршире, на острове Шона и еще изрядный участок в Северной Америке).

Затем семья решила, что ему следует некоторое время пожить в Германии, чтобы выучить язык. В 1931 году, в возрасте 18 лет, он приехал в Мюнхен и поселился у семьи по фамилии Паппенгейм. Он пробыл в городе не больше недели и решил купить себе небольшой автомобиль. Он остановил выбор на красном «фиате», который его друзья («весьма грубо») прозвали «коммивояжером». В первый же день, сев за руль, он приглашает покататься гауптмана Паппенгейма, добродушного шестидесятилетнего старика. С его помощью он надеется не заблудиться в Мюнхене и не нарушить правил дорожного движения.

Вот они трогаются в путь. Джон с осторожностью едет по Луитпольдштрассе, мимо Ворот Победы. «Фиат» прекрасно слушается руля. Пробная поездка идет как по маслу. Что плохого может случиться в этот ясный солнечный день?

Адольф Гитлер шагает по тротуару, а Джон в это время едет на своем «фиате» по Людвигштрассе. Он сворачивает направо на Бриннерштрассе. Гитлер, переходя дорогу, забывает посмотреть налево. Внезапно раздается хруст.

«Я ехал очень медленно, но тут какой-то человек сошел с тротуара и прямиком направился в мою машину», – вспоминает Джон. Многие водители, и до него, и после, говорили те же самые слова, часто давая показания суду.

Пешеход – мужчина лет сорока с небольшим, с квадратными усиками – падает на колено. Джон встревожен, но мужчина с трудом поднимается на ноги. «Он почти сразу встал, и я увидел, что он не ранен. Я открыл окно, и, само собой, раз я ни слова не знал по-немецки, дал говорить гауптману Паппенгейму. Меня больше волновало, не заметил ли чего дорожный полицейский».

Все в порядке. Полицейский ничего не заметил, а если и заметил, ему все равно. Мужчина с усиками отряхивается и пожимает руки Джону и гауптману Паппенгейму, оба они желают ему здравствовать.

– Вы, наверное, не знаете, кто это? – говорит гауптман Паппенгейм на обратном пути.

– Конечно, не знаю, а кто это?

– Он политик, у него своя партия, и он очень много болтает. Его зовут Адольф Гитлер.

Три года спустя, в 1934-м, Адольф Гитлер сидит в ложе небольшого, вычурно украшенного мюнхенского Резиденцтеатра [2]и ждет начала оперы. К тому времени он уже канцлер Германии, и о нем судачит весь мир. В соседней ложе сидит двадцатиоднолетний Джон Скотт-Эллис, он пришел в театр со своей новобрачной женой-немкой в первый вечер медового месяца. Джон смотрит направо. Не тот ли это тип, которого он сбил с ног три года назад?

Юноша наклоняется через барьер ложи. Кажется, он хочет что-то сказать. Телохранители Гитлера в замешательстве. Кто это, чего ему надо?