«Это не роман, – ответила Ким. – Мы вместе. Я лесбиянка». Курт знал об этом или, по крайней мере, подозревал, но его мать – нет. «Мама точно сразу же взбесится», – сказал он сестре. Курт велел Ким сделать вид, что их мать ничего не знает. Курт, как и Венди, предпочитал неконфликтный стиль. Однако Ким сказала брату, что не будет делать этого.
Когда они въехали в Абердин, Курт решил, что им нужно посовещаться, прежде чем войти в дом. Он поехал в парк Сэм Бенн, где они сели на качели, и решил использовать этот момент, чтобы сделать свое шокирующее заявление. «Я знаю, что ты пробовала наркотики», – сказал он ей. «Не все», – возразила Ким. «Ну, попробуешь», – ответил ее брат. Их разговор перешел в дискуссию о том, будет ли Ким, всего через две недели после того, как ей исполнится 22 года, употреблять наркотики. «Если ты когда-нибудь прикоснешься к тяжелому наркотику, я куплю пистолет, найду тебя и убью». Было не похоже, что он шутит. «Тебе не придется беспокоиться об этом, – ответила ему Ким. – Я никогда не воткну иглу себе в руку. Я бы никогда так не поступила». Ким поняла, что в этом предупреждении он передавал сообщение о себе.
После долгого молчания, вполне естественного для брата и сестры, Курт наконец объявил: «Я чист уже около восьми месяцев». Он не уточнил, от чего именно был чист, но Ким была в курсе этих слухов, как и все остальные. Она также подозревала, что Курт лгал о том, что был чист восемь месяцев, – на самом деле всего меньше месяца, и он все еще был на ежедневной дозе метадона.
«Я мало что знаю о наркотике», – сказала Ким брату. Курт вздохнул, и как будто распахнулась дверь, и брат, которого Ким всегда любила, вошел и снова открылся ей. Он не прятался за своей выдуманной личностью, ложью или славой, когда рассказывал сестре о боли, которую испытывал, пытаясь избавиться от наркотиков. Курт описал это как нечто похожее на курение сигарет, когда каждая новая попытка бросить становится все труднее и труднее. «Чем чаще ты это делаешь, – объяснил он, – и чем больше ты бросаешь, тем труднее становится бросить в третий, и в четвертый, и в пятый, и в шестой раз. В твоей голове живет маленький монстр, который говорит: «Ты знаешь, что тебе станет лучше, и ты знаешь, что мне станет лучше». Как будто у меня в голове сидит другой человек, который говорит мне, что все будет хорошо, если я просто пойду и вколю еще немного».
Ким потеряла дар речи. Из его слов о том, как трудно было бросить в «пятый» или «шестой» раз, она поняла, что Курт зашел гораздо дальше, чем она предполагала. «Не беспокойся обо мне, Курт, потому что я никогда не прикоснусь к этому дерьму, – сказала она. – Я никогда к нему не подойду. Ты чист уже восемь месяцев – это здорово. Пожалуйста, продолжай». У Ким не хватало слов, и она была потрясена, «узнав, что твой родной брат – наркоман», как она позже об этом вспоминала. Несмотря на слухи, Ким с трудом могла смириться с тем, что ее брат, выросший вместе с ней и переживший множество тех же унижений, был наркоманом.
Курт снова перевел разговор на сексуальную ориентацию Ким и предубеждения, с которыми она столкнется в гавани. Он пытался отговорить ее от того, чтобы быть лесбиянкой. «Не отказывайся полностью от мужчин, – настаивал он. – Я знаю, что они придурки. Я бы никогда не стал встречаться с парнем. Они же уроды». Ким находила это забавным, поскольку, несмотря на то что она скрывала это от своей семьи, Ким всегда знала, что она лесбиянка, и чувствовала легкий стыд. Даже несмотря на свои граффити «Гомосексуалы рулят», которые Курт рисовал краской из баллончика по всему Абердину, он изо всех сил пытался смириться с тем, что его сестра – лесбиянка. Когда разговор закончился и они направились к дому, он крепко обнял сестру и поклялся, что будет любить ее вечно.
16 апреля 1992 года Nirvana впервые появилась на обложке журнала Rolling Stone. Несмотря на то что статья была якобы о группе, даже сам заголовок – «В сердце и мыслях Курта Кобейна» (Inside the Heart and Mind of Kurt Cobain) – был доказательством того, что все, что делала Nirvana, было сосредоточено на Курте. На фото обложки он снялся в футболке с надписью «Корпоративные журналы все еще отстой» (Corporate Magazines Still Suck). Тот факт, что материал все-таки вышел, был свидетельством того, как усердно менеджеры Курта работали над тем, чтобы убедить его, что корпоративные журналы вовсе не отстой. В 1991 году Курт отклонил просьбу Rolling Stone об интервью, а в начале 1992 года написал журналу письмо: «На данном этапе нашей, эм, карьеры, до лечения выпадения волос и плохой репутации, я решил, что у меня нет никакого желания давать интервью… Мы не извлечем из него никакой выгоды, потому что типичные читатели Rolling Stone – это бывшие хиппи средних лет, превратившиеся в хиппикратов [165] Слияние слов хиппи и гиппократ (лицемер), используемое для обозначения типично богатых либеральных элитарных личностей, которые проповедуют традиционные ценности хиппи, такие как терпимость, экологическое сознание, социализм/либерализм, личная свобода, пацифизм, благополучие и человеческое сочувствие, но на практике делают обратное.
, которые воспринимают прошлое как «старые добрые дни» и имеют более добрый, мягкий, более взрослый подход к новому либеральному консерватизму. Среднестатистический читатель Rolling Stone добра не наживет» [166] Отсылка к английском поговорке «A rolling stone gathers no moss», что означает «Кому на месте не сидится, тот добра не наживет».
. Это письмо Курт не отправил. И через пару недель после того, как написал его, он сидел рядом с Майклом Азеррадом из этого журнала и снова говорил о том, что ему нужна футболка, выкрашенная кровью Джерри Гарсии.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу