Шадийе Османоглу - Мой отец Абдул-Хамид, или Исповедь дочери последнего султана Османской империи

Наступил вечер, пришло время уезжать. Расставание давалось нам очень тяжело. Горько и неспокойно было у всех на душе. Снова обнявшись, мы спустились на причал к ожидавшему нас баркасу. Через два месяца должен быть Курбан-байрам. Мы утешались надеждой на то, что тогда нам снова предстоит счастливая встреча. Каждую неделю мы встречались с братьями и сестрами, собирали и отправляли отцу все необходимое через евнухов.

Наконец пробежали длинные дни ожидания — и наступил Курбан-байрам. Поскольку мы с мамой были в Эренкее, мы отправились в Бейлербеи, навстречу другим членам семьи, на автомобиле. Сестры и их матушки еще не приехали с пристани Бешикташ.

Как и в первый раз, нас встретили супруги офицеров и коменданта и их дети. Полным любви взглядом отец выразил радость по поводу нашего раннего прибытия. Он долго рассказывал женам офицеров, мне и, кажется, самому себе, каким послушным, верным и преданным ребенком я была в детстве. Затем поднялся и быстрыми шагами ушел в свою комнату. Через несколько минут отец вернулся с небольшой коробкой в руках.

Нежно и с улыбкой он посмотрел на меня. «Вчера комендант-бей эфенди принес мне ананас. Он выращивает их здесь, на солнечной террасе. Я сохранил его для тебя, так как знаю, что это твой любимый фрукт. Он только один, и его нельзя разделить на всех, поэтому пусть твои сестры и братья его не видят. В этом подарке нет ничего особенного, если бы фруктов было несколько, я бы раздал их каждому. Но больше вырастить не получается. Я так полагаю, это последний. Я не хочу, дочка, чтобы твои братья и сестры увидели его и начали испытывать зависть, их недостойную», — сказал он.

Я тут же выскочила за порог. Служанке, которая ждала меня снаружи, я передала этот ценный подарок, аккуратно обернутый отцом в бумагу, и велела его беречь. Через полчаса приехали мои сестры и братья с прислужницами. Мы снова весело и сердечно пообщались с отцом за обедом и вечером вернулись домой.

Позже, рассказывая супругу о дне, проведенном у отца, я вспомнила о подаренном днем ананасе и принесла его, чтобы мы вместе полакомились. Освобождая ананас из бумаги, в которую он был обернут, я увидела еще один маленький пакет, ловко приколотый к колючей корке фрукта. Мы с любопытством открыли его. Оттуда посыпались алмазы. Мы застыли в изумлении. Камни были обернуты каждый в отдельную бумажку с указанием их ценности, веса и других характеристик. Мы также нашли крошечную записку: «То, что принадлежит тебе по праву, — из сумки с водой». И тут я поняла тайну происхождения этого подарка. Сумка для воды, которую я берегла во время нашей поездки в Салоники и которую носил главный постельничий за отцом во время Пятничного приветствия, на самом деле была маленькой казной отца, которая всегда находилась при нем. Она была наполнена не водой, а ценными камнями, и ключ отец всегда носил при себе.

Доставая из пакета с ананасом две горсти драгоценных камней, каждый из которых был размером с горох, я поняла, что они бесценны. Но в тот момент я их словно бы не замечала. Я расчувствовалась оттого, что отец вспомнил о нашей дружбе и доверии, возникших в дни испытаний. Странным образом, ананас был для меня ценнее всех в мире драгоценных камней. Я еще не догадывалась, что это был последний дар моего отца.

.. В Стамбуле говорили об эпидемии тифа. Однажды и я свалилась в кровать с сильной головной болью и высокой температурой. Доктора не питали никакой надежды на мое выздоровление, муж и мама проливали слезы у моего изголовья. Двадцать дней я пролежала в беспамятстве. Но затем опасный период миновал, и я открыла глаза по милости Аллаха. Температура спала, головные боли уменьшились. Первым делом я спросила об отце. Мне сообщили, что, к сожалению, его больше нет. Я вскочила с кровати. Бегала из комнаты в комнату и, как безумная, спрашивала всех, кого бы ни встретила, об отце. Даже в бреду я думала о нем, боялась, что он тоже болен, и мечтала тайно навещать отца и дежурить у его постели, после того как сама поправлюсь. Я не знала, как прийти в себя. Целыми днями не могла сдерживать слезы и была безутешна.

Отец скончался десятого февраля тысяча девятьсот восемнадцатого года. Могу обобщить разрозненные сведения, которые мне рассказали позже близкие о его последних днях: одновременно со мной от той же болезни слег и отец. Когда положение стало безнадежным, он хотел созвать своих детей и гарем, однако его желание осуществили с двухдневной задержкой, которая оказалась фатальной. Его дети, прибыв в Бейлербеи, попали на похороны. Его жены остались во дворце до вечера, на следующий день в Бейлербеи прибыли его зятья и опечатали оставшееся от него имущество.