Лариса Богораз - Сны памяти

Тетя Елена была много старше моего папы. Пока она училась в Петербурге на курсах, папа посещал Овручское городское училище, и ждала его такая же судьба, как и всех местечковых еврейских парнишек — безработица, революционное подполье и т. п. Но папе повезло: когда ему было лет 13 и он только-только закончил двухклассное училище — в Овруч из собственного (конечно, арендуемого) имения приехал богач-еврей и просил городских учителей порекомендовать какого-нибудь еврейского паренька в учителя его подрастающему сынишке.

Рекомендацию получил мой папа. И вот за учителем богач прислал пролетку, в нее посадили 13-летнего учителя Иосифа Богораза, и он отправился в самостоятельное плавание. За пролеткой бежали местечковые неудачники и кричали: «Повезло же старику Богоразу! Сын уже пристроен!» А папа потихоньку утирал слезы — он боялся чужих людей, боялся, что не оправдает надежд семьи. Имение оказалось действительно большим и богатым. Господину учителю отвели отдельную комнату и оставили в ней одного. Из окна был виден большой замерзший пруд, папа выскочил во двор и стал раскатываться по льду. Катался-катался до тех пор, пока не провалился под лед. Он промок насквозь, но боялся признаться в этом хозяевам: несолидно. А сменной одежды у него не было, и ему пришлось сушить свою одежонку собственным телом. Кое-как он прозанимался с хозяйским сыном полгода и был до смерти рад, когда его на той же пролетке повезли домой. Не знаю, почему этим закончилась педагогическая карьера папы, может быть, хозяину теперь потребовался учитель более высокого уровня.

Словом, папа снова оказался без перспективы в жизни. Тогда он решил самостоятельно овладеть перспективным ремеслом. Начал штудировать книжки по фармацевтике, потом поехал в Киев к сестре Розе и ее мужу, там сдал экзамены и получил диплом и квалификацию аптекарского ученика (в будущем ему это весьма пригодилось). Начались поиски работы. Он разослал свои документы во многие местечки. Ему снова повезло — из одной местечковой аптеки он получил извещение, что там есть для него место. Только было собрался он туда ехать — как обнаружилось, что он не может передвигаться: туберкулез коленного сустава. Врач сказал, что лечить ногу возможно только на горячем солнце, в горячем песке — т. е., на южном морском курорте, о чем, конечно, не приходилось даже мечтать. И папа день за днем просиживал на подоконнике их полуподвальной квартиры, засыпая ногу накаленным в печке песком. Колено-то он подлечил, но тем временем место ученика-фармацевта уплыло. К своим 20–25 годам Иосиф Богораз снова оказался на нуле. К этому времени через еврейские местечки под Киевом начали прокатываться волна за волной жесточайшие еврейские погромы. Папа стал организатором отрядов еврейской самообороны, которые естественным образом объединились с Красной армией, и он вошел в красноармейский политотдел в роли преподавателя красноармейской школы. Тогда же преподавателем этой школы был Пельше. В 70-е годы мы с папой как-то говорили о его судьбе — считает ли он арест в 36-м году крушением своей жизни и карьеры? «Конечно, нет. Скорее, наоборот, мне повезло: если бы меня тогда не арестовали — кем я был бы сейчас? Кем-то вроде Пельше. А так я сейчас вольный человек!» [2] Пельше Арвид Янович (1899–1983) — советский партийный и государственный деятель. С 1966 г. пред. к-та парт. контроля при ЦК КПСС. Член Политбюро ЦК КПСС. («Советский энциклопедический словарь», М. 1986; стр. 981). .

Все-таки, по разговорам с ним, получается, что тогда, в 36-м году, он совсем иначе оценивал происходившее с ним, чем впоследствии. Арест он предвидел и предчувствовал и чуть ли не торопил его, как некую неизбежность, которая положит конец тому двусмысленному положению, в котором он себя к этому времени чувствовал. В 34-м году, когда украинская столица из Харькова была переведена в Киев, туда же переехало все украинское правительство — и ЦК КПб(У), и Госплан, и папа вместе с ним. Со многими членами правительства у него были дружеские отношения — с Косиором Станиславом Викентьевичем, 1883–1939, особенно со Скрыпником Николаем Алексеевичем, 1872–1933, председателем Госплана УССР, он покончил с собой. Вскоре после переезда в Киев пространство вокруг отца стало опустошаться, его коллег и приятелей арестовывали одного за другим. Он понимал, что приближается его очередь. Первым сигналом стал такой анекдотический случай: однажды при нем один из его сотрудников завел такой разговор — мол, Павел Петрович Постышев (1887–1939, в 1933 — секр. ЦК КП(б)У) привез из-за границы жене каракулевую шубу… Папа говорил, что он точно вычислил, что присутствие при этом разговоре будет ему поставлено в вину — уже нет рядом ни Постышева, ни этого сотрудника, а крамольный разговор все висел над ним, как предупредительный дорожный сигнал. Началом стало исключение из партии, потом увольнение с работы, потом невозможность устроиться на какую бы то ни было работу — ни плановиком на предприятие, ни даже просто чернорабочим — он делал такие попытки. И вот тогда-то мама и тетя Этя уговорили его поехать в Москву к Сулимову. Но и без разговора с Сулимовым ему уже все было ясно, и он только дожидался — когда же, когда же наконец? Однажды он решил пойти в НКВД и поторопить события. И вот, рассказывал он, он отправился. Вышел на площадь перед зданием Украинского НКВД. Площадь пуста, прохожие обходят страшный дом сторонкой, чуть ли не на цыпочках крадутся мимо. А папа отправился прямиком через площадь, вошел с главного входа. Часовой потребовал пропуск, пропуска нет, тогда потребовал предъявить паспорт, паспорт отобрали и препроводили его в какой-то кабинет. Разговор с хозяином кабинета был приблизительно такой: «Зачем Вы к нам пришли, товарищ Богораз?» Папа говорит, мол, либо не препятствуйте мне в устройстве на работу, либо уж арестуйте. «Да устраивайтесь, товарищ Богораз, никто Вам в этом не препятствует». Паспорт вернули, и на выходе никто не остановил, а ведь он был уверен, что домой уж не вернется. На работу приняли, арестовали недели через две. Выжидали, чтобы он привык и поверил, что его не арестуют?