Олег Соколов: Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти

Наш клуб отличался от этого принципиально. Я впервые поставил задачу вывести все это из области копания лишь в пыльных томах, а показать ожившую историю себе и людям. В первом уставе клуба мы записали, что нашей целью является создание такого мощного военно-исторического движения, которое позволит организовать исторические марши, парады, «сражения» в мундирах соответствующих эпох. Подлинник этого ценнейшего документа сохранился у меня. Он датируется 1976 г. Фактически, это первый проект, ясно и целенаправленно ставящий задачу создания того, что мы сейчас называем «военно-историческая реконструкция». Что принципиально отличается от кружков, клубов любителей солдатиков, существовавших и тогда, и сейчас. Эти люди объединяли лишь узкий круг коллекционеров, а здесь речь шла о том, что однажды должны были увидеть воочию сотни тысяч, миллионы людей!

Да, я никак не преувеличиваю. Реконструкцию Бородинского сражения в 2012 г посетило 300 тыс. чел., реконструкцию Ватерлоо в 2015 г. (5 тыс. участников на поле боя и также около 300 тыс. зрителей, часть из которых смотрела исторический спектакль в пятницу вечером и две реконструкции битвы в субботу и воскресенье, на трибунах, вмещавших по 65 тыс. чел. Остальные зрители приехали просто посмотреть лагеря реконструкторов, походить по полю в обстановке, где все говорило об истории. И все это мы планировали уже тогда! Конечно, мало кто мне верил. Герберт Уэллс, услышав план Ленина об электрификации России, назвал вождя революции «Кремлевским мечтателем». Примерно так думали обо мне мои друзья. Да, они следовали за мной, их приводили в восторг мои проекты, но они с трудом верили в их осуществление.

Тем не менее, наше общество, пока «тайное» разрасталось, и мы помпезно называли его «Империя», а его члены стали обращаться ко мне «Сир», раз уж я повелевал «Империей». Это обращение впервые применил тот, кто стал моим первым солдатом — Сергей Дороховский. Именно с него и другого моего второго «солдата» Сергея Леготина, началась наша традиция «боевых имен». Во французской королевской армии, когда солдат вступал в полк, взамен его имени и фамилии, ему давали «боевое имя». В современных войсках, как известно, на войне практикуется давать бойцам «позывные», короткие имена, по которым они называют друг друга в эфире. Это тоже некий акт приобщения к братству, подобный тому, как монахи принимают новое имя при пострижении. Так и мы приняли эту традицию. Действительно, было как-то не очень здорово называть «французских» офицеров — Ваней или Васей. Поэтому Сергей Дороховский получил боевое имя Лассаль, и всю жизнь я его иначе не называл, да и, по-моему, никто из его друзей также. Леготин получил скромное имя инженерного офицера, до конца верного Наполеону — Гурго. Но Леготин обожал кавалерию, и особенно восторгался ее блистательным командиром Мюратом. Он так настойчиво, с таким жаром просил, чтобы ему дали это имя, что однажды он упал на колени с мольбой назвать его так, как жаждет его душа. Я не мог отказать, и он был «крещен» Иоахимом Мюратом. Действительно, позже он станет прекрасным кавалеристом, и во многом будет родоначальником появления кавалерии (в конном строю) в нашем движении.

Офицеры Империи (одни из первых членов нашего общества в начале 80-х годов. Слева направо. Первый сверху — Андрей Вахрушев (Сен-Сир), О.В. Соколов, Сергей Еременко (Бессьер), Макдональд (Владимир Бондарев), Павел Суслов (Доминиль), Алексей Васильев (Даву)).

Но особо хочу сказать о Лассале. Ведь если я был первым вождем, то он был первым солдатом. Как и его прототип, он был бесшабашным, драчливым и, конечно же, бунтарем. Против меня он интриговал, при всем этом он был

искренне предан нашему делу, он первый, кто произнес «Сир» со всей серьезностью отдавая отчет, что тем самым он признал меня законным «королем» реконструкции, ее отцом.

Мы очень часто ссорились с Лассалем, и даже не так давно… но сейчас, когда я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь в жизни встретиться, я хочу сказать тебе, Лассаль, перед миллионами людей, несмотря на все наши ссоры, я люблю тебя как друга, как Атос д'Артаньяна. И если мне выпадет уйти из жизни раньше тебя, что весьма теперь вероятно, я прошу тебя, встань у моего гроба в полном мундире и с саблей наголо. Это будет последняя дань нашей дружбе, нашему жизненному пути, который мы, увы, во многом прошли порознь, но уверен, смерть заставит забыть нелепые порой стычки, и останется только твоя твердая рука, которую более сорока лет назад ты пожал мне, сказав: «Сир, я Ваш верный солдат!»