Феликс Хартлауб - В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945

Здесь не бывает ясной погоды, и часто отмечаются длительные осадки в виде сажи, смешанной с туманом и дождем. Всю эту грязь с крыш домов поселка приходится соскребать при помощи лопат.

Повсюду виднеются горы бурого угля и огромные экскаваторы. При этом стальной каркас горного предприятия возвышается над лесом. Под ним непрерывным потоком идут нагруженные доверху вагонетки. По ночам же постоянно слышен скрежет и стук, а также свистки ползущих по узкоколейке паровозов.

Работы ведутся открытым способом, и поэтому здесь образовался огромный многоярусный и постоянно расширяющийся котлован. Если встать на его краю среди деревьев, то будут видны их обнаженные корни, свешивающиеся в пустоту.

Часть котлована залита водой, в которой по ночам отражается свет ламп и звезд. А по узкоколейке, с которой постоянно доносятся пронзительные звуки, неутомимо снуют паровозы, выпуская облака пара при подъеме наверх. Эти облака нехотя поднимаются к небу и постепенно растворяются в воздухе. В середине дня гремят взрывы, вздыбливая огромные массы рыхлого грунта.

Солнцу довольно трудно пробиться через толщу пара и дыма. Поэтому здесь царят бесконечные сумерки.

Под моросящим дождем в полной темноте на проселке стоит солдат. К нему приближается множество мерцающих в ночи огоньков – это рабочая смена по мокрой дороге едет на работу. Свет от фар велосипедов рабочих то и дело отражается от каски и пришитых в ряд пуговиц на солдатской шинели. При этом не слышно никаких звуковых сигналов и разговоров. Многие едут вообще без света.

Часть рабочих приветствует солдата. Навстречу им бьет луч от фар мотоцикла, предупреждающего велосипедистов, которые едут на своих дребезжащих развалюхах, о приближении устремившихся на запад загруженных гравием грузовиков вермахта.

Богобоязненные средневековые представления о том, что шахт не хватает, не соответствуют действительности. К тому же католицизм, с его проповедями о положении рабочих промышленных предприятий, берлинцам просто чужд.

Первые впечатления рабочих – священник и мальчик, поющий на клиросе. Последнее соборование в маленьком деревянном черном домике, монашки, опекающие детей рабочих и водящие с ними хоровод, распятия во время крестного хода, церкви и школы, являющиеся государственными строениями.

Поселок, состоящий сплошь из низких домов рабочих, крытых черным шифером, и вечная сырость. Кованые сапоги и длинные ноги, растущие чуть ли не из живота солдат, доступные девушки.

После начала войны должны состояться первые воскресные танцы, и поэтому молодые работницы понесли свои деньги в парикмахерские. У девушек, идущих на исповедь, сплошь польские и югославские имена.

Воскресенье! Солдат из батальона воздушных аэростатов окружила толпа праздно шатающихся пешеходов. Не поддающиеся описанию крестьянские мальчишки в коротеньких штанишках, приехавшие на велосипедах из деревень позади леса. Потные прихожане, вытянутые бархатные школьные фуражки. Запомнились два блеклых, опухших и прыщавых школьника из Кёльна, снисходительно расспрашивавших солдат об их оружии. Ведь они знают все – и то, что на западе вот-вот начнется, и то, что с англичанами практически покончено, и то, что у нас есть секретное новое оружие и так далее.

Рабочие с военных заводов, мечтающие о снятии с них брони, чтобы записаться добровольцами в армию. Только они еще не определились, где хотят служить – в летных войсках или на подводных лодках. Однако один ефрейтор их разочаровал, заявив, что они физически к этому не готовы и поэтому, чтобы поправить свою физическую форму, должны принести солдатам печенье от пекаря. Тогда возмущенные таким заявлением рабочие уселись на свои велосипеды и скрылись за углом, чтобы подкатить с нескромным предложением к какой-нибудь шустрой девушке.

Вокруг много стаек девушек-подростков на велосипедах, которые, остановившись на обочине и болтая разный вздор, только и ждут, чтобы им кто-нибудь подмигнул, а затем с хохотом нажать на педали.

Пехотинцы, побывавшие в Польше и теперь находящиеся здесь на отдыхе. Среди них выделяется молодой альпийский стрелок с невинным взглядом подручного мясника. На его еще безусом и полном лице ничего не отражается. Появился также пожилой санитар, держа за руки детей хозяина квартиры, в которой он остановился на постой.

Прогуливаются и инженеры, шествующие под ручку со своими вторыми половинами и щеголяющие своими гражданскими костюмами, муфтами, меховыми шапками и зонтиками.