Софья Голицына - Нам не дано предугадать [litres]

В апреле 1877 года в Москву приехали Государь с супругою объявить о войне с Турцией. Никогда не забыть того радостного патриотического подъема, который охватил все слои общества, когда Царь в Георгиевской зале Кремля произнес речь о неизбежности этой войны, какое громовое «ура» услышали эти стены, как взволнованы были и сияли наши лица! Да, не забыть этого момента! Мы, дамы, буквально плакали. Государь сам ехал на войну. С ним уезжал и его флигель-адъютант, мой милейший деверь Мих. Мих. Затем жизнь вошла в свою обычную колею. Я принялась с моей belle-mere щипать корпию для раненых, делать бинты, вязать перчатки и пр. Отвозила я это в госпиталь, где папа́ был назначен попечителем.

В декабре накануне Нового года родилась наша вторая дочь Вера, здоровенькая, крупная девочка с шапкой черных волос. Мы были очень счастливы ее рождением. Крестили ее моя мать и заочно старый гр. Адлерберг. Хотели мы ее назвать Маргаритой, но священник отказался дать это имя, уверяя, что оно не православное, а есть только книга этого имени. Назвали Верой, чтобы праздновать одновременно с Соней 17 сентября.

Волновала нас всех война с Турцией. С каким интересом следили мы за успехами наших войск и с каким горем и ужасом читали о наших неудачах! Наконец в 78-м году кончилась эта бойня постыдным Санстефанским миром. В июне 7-го числа 79-го года родился наш сын Владимир в Москве, а три недели спустя я со всеми детьми переехала в Петровское, на все лето опять оставив папа́ там на службе. Родился наш Вовик крупным, упитанным мальчиком. Нрава был он тихого, вообще сыновья наши были смирнее девочек, кроме Саши, который был и вспыльчив, и шаловлив. Лицом был он красивее других, впоследствии Никс очень похорошел. Миша красив не был, но был удивительно симпатичен, добродушен, и этим всем нравился.

К 10–11 годам взяли мы мальчикам гувернера-швейцарца m-r Golay, который был раньше воспитателем моего двоюродного брата Хвощинского. Прожил он у нас недолго, заболел и уехал. Немного позже взяли мы другого швейцарца, м-r Sangy. Мальчики его очень любили. Много перебывало у нас и гувернанток, но дольше всех жила у нас miss Macdonald. Жила 15 лет и уехала, когда Соня и Вера были совсем взрослые. Миша 14 лет поступил в 4-й класс гимназии Поливанова, на следующий год туда же поступил Никс. Учились оба хорошо, девочки занимались дома. Уроки Закона Божьего преподавал протоиерей Андрей Гр. Полотебнов. Любила я присутствовать на этих уроках, учил он интересно, развивал в детях душевные качества и этим напоминал мне незабвенного отца Зернова.

Вернусь к 81-му году, году скорби для России. 1 марта был убит взрывом бомбы наш Царь Освободитель! Узнали мы это лишь 2-го утром. На меня возложено было приготовить и сообщить эту весть моей belle-mere. Помню, с каким трепетом я спускалась по лестнице к ней в ее кабинет, где она пила утренний кофе. Должно быть, мое лицо выдало меня, так как она спросила, что случилось. Не помню, в каких выражениях я ей сообщила роковую весть, тут же пришли мой деверь Александр Михайлович и папа́. Она долго и как-то беспомощно плакала, приговаривая: «Mon pauvre, cher Empereur!» [64] «Мой бедный, дорогой император!» (фр.). . Подробности этого злодеяния еще не были известны, знали только, что смерть последовала не тотчас, что Царственный Мученик страдал несколько часов. Грустные, тяжелые дни тянулись для всех, многие уехали в Петербург на похороны Царя. Много надежд возлагали на молодого Царя, о политике не буду писать в этих воспоминаниях.

Заботы о детях, их ученье, успехи волновали и утешали нас. Часть лета проводили мы изредка в Бучалках, уезжали туда только на два месяца, и то это казалось вечностью для моей belle-mere, которая с грустью расставалась с любимыми внуками, особенно с Мишей. Дети да и я любили эти перемены. Бучалки нравились мне своей уютной простотой, своей сельской жизнью. Да и интереса там было больше: крупное хозяйство, леса, простор. И детям была здорова такая перемена после роскошного Петровского, где они ничего не знали о настоящей деревне с ее нуждами, нищетой и деятельной жизнью сельского хозяина.

В августе возвращались мы в Петровское, где оставались до конца сентября. Я любила возвращаться в Москву, чтобы не расставаться с папа́.

В 1883 году была коронация Александра III, к которой я с радостью готовилась. Заказала я себе придворный шлейф, для отделки которого взяла несколько уроков плетения кружева на коклюшках и сплела себе серебряных кружев на сарафан. Шлейф был бледно-голубой, кругом отделан черно-бурой лисицей, сарафан белый, атласный, отделан серебряным кружевом, на голове голубой кокошник, отделанный жемчугом и моими лучшими брошками. Бабушка Луиза Трофимовна была назначена статс-дамой и была в зеленом шлейфе, отделанном вышивками из золота. Это форма для всех статс-дам: фрейлинские шлейфы ярко-красного бархата с золотой вышивкой.