Лето 70-го года в Железниках прошло таким же порядком, как и другие лета. Катанье верхом, гулянья, Зыбины, Калуга, Азаровское, пикники, обеды и т. д. Зима в Лазаревском институте, выезды, флирт и т. д. Наступил 71-й год, столь знаменательный в моей жизни. Я безумно веселилась, как бы предчувствуя, что произойдет что-то радостное. Балов было много, у нас были вечеринки, на которые с удовольствием все приезжали, говоря, что у нас весело. Угощенье и весь тон нашего дома был простой, непринужденный, радушная хозяйка мама́ умела никого не стеснять, со всеми была ласкова, проста. Молодежь ее не боялась, а папа́ на эту молодежь внимания не обращал и рано скрывался в свой кабинет к своим книгам или занятиям по институту. Приезжали рано и расходились рано. Но зато на балы приезжали чуть ли не на другой день. Считалось mauvais ton [48] Моветон, дурной тон, невоспитанность (фр.).
приезжать раньше 11 часов на бал. У кн. Долгорукова, нашего генерал-губернатора, бывал ежегодно громадный раут 2 января, куда приглашались все сословия, как бы для того, чтобы дать всем возможность поздравить с Новым годом хозяина Москвы. Раут – не веселая вещь: толпа, жара, говор при звуках оркестра, громадные, к концу вечера опустошенные буфеты. Я всегда удивлялась, как могут люди, приехавшие в гости к князю, набивать себе карманы грушами, яблоками, конфетами и пр., не стесняясь лакеев, которые иронически на это глядят!
Маленький бал позже был дан князем только для избранного общества и был много веселее, а третий бал, folle journee [49] «Безумный день» (фр.). Возможно, по названию пьесы Бомарше «Безумный день, или Женитьба Фигаро». (Пер. и прим. М. Г. Голицыной)
, был самый веселый. На этот раз денную мазурку, самую длинную, так как она с обедом, я танцевала с кн. Вл. Мих. Голицыным, и сердце тогда ничего мне не подсказало. Мне было с ним приятно, хорошо, но я не кокетничала с ним, и, может быть, поэтому я ему понравилась! Великим постом мы встречались больше всего у дяди П. Хвощинского. На улице при встрече с ним я краснела, но думать о нем как о возможной партии я не помышляла, он казался мне слишком хорошим, недосягаемым для меня!
12 апреля, в день рождения дяди Петра Хвощинского, был большой у него фамильный обед, на который был зван и Голицын.
За стол посадили нас рядом. Было очень мне весело, как и всегда в этом милом доме. На Пасхе вдруг «он» заболел! Мы это узнали, был приглашен знаменитый Захарьин, боялись осложнения в легких. Тут мое сердце ёкнуло не на шутку. Узнавали о здоровье. Захарьин посылал в чужие края, куда-то на какой-то курорт. А тем временем за мной сильно ухаживал кн. Пав. Петр. Трубецкой, которого я постоянно встречала у своей подруги Ольги Лопухиной. И вдруг, к моему удивлению, Ольга Лопухина мне сказала, что Пав. Петр. ко мне воспылал любовью и через нее желал бы узнать, может ли он сделать мне формальное предложение. С этим Ольга приехала к моей матери, которая, выслушав ее, обещала дать ответ, переговорив со мной. Но как только мама́ повела этот разговор, я наотрез объявила, что я ни за что не выйду за него, так как он слишком черен! Что у него волоса растут под глазами, что он скучен, глуп, и я не собираюсь выходить замуж! Мама́, видимо, была недовольна, она находила, что Трубецкой un partie sortable [50] Подходящая пара, «с ним можно выйти в свет» (фр.).
. Тем временем слухи неизвестно каким образом распространились по городу, и кое-кто хотел нас уже поздравить с моей помолвкой…
Здоровье Вл. Мих. Голицына поправлялось, мы же собирались в Железники, но почему-то этой весной замешкались. 23 мая было воскресенье, мы от времени до времени ездили в подмосковное имение дяди Н. Хвощинского, прелестное Волынское, в пяти верстах от Москвы по Дорогомиловскому шоссе Калужской дороги.
По воскресеньям к Хвощинским ездило много молодежи. На этот раз я помню только, что были Голицын и его друг Платон Серг. Оболенский. После веселого обеда мои двоюродные сестры – Соня, Вава и Леля Хвощинские, я и наши кавалеры пошли гулять по аллеям парка. Незаметно Голицын очутился радом со мной и незаметно для меня и других начал отставать от всей компании. Вдруг взволнованным голосом он мне сказал: «Меня Захарьин посылает за границу, отъезд мой зависит от вас. Ехать мне или нет?» Я оторопела, не понимая.
Он опять спросил: «Ехать мне или остаться?» Я чуть слышно сказала: «Останьтесь». Тут он мне начал говорить о своей любви ко мне, а я… я не верила своему счастью и ему это сказала.
Вернувшись к дому, я подошла к мама́ и шепнула ей, что очень прошу ее скорее ехать домой, что мне нужно сообщить ей нечто важное. Я села в коляску с папа́, мама́ ехала с сестрами отдельно в ландо. Голицын и Оболенский уехали до нас. Я рассказала папа́ все, как было. Я была, как в чаду. Приехав домой, пошла я к мама́, и мы долго и много говорили о моем счастье. Помню, что я тут благодарила мама́ за то, что три года перед тем не позволила она мне выйти замуж за Евреинова. На другой день приехали к нам с формальным предложением родители жениха, старый князь и княгиня. Помню, с каким волнением, крестясь, вышла я к ним. Как ласково расцеловала меня княгиня. Наконец после всех вошел и он, мой жених.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу