Дмитрий Жуков - Дневник карателя. Эрих фон дем Бах-Зелевский

7 мая 1942 г.

Настоящее письмо я пишу Рути из Смоленска:

«Вечер 7 мая 1942 года. Любимая Рути! Сегодня я пишу первое письмо после моего отъезда из Бреслау. Думаю, ты поймешь меня, почему я неделю молчал, так как первые дни работы были особенно напряженными, тем более после длительного отсутствия. Из-за пурги не было летной погоды, поэтому я отложил запланированный полет на фронт и остался в Смоленке. Сначала я хочу сообщить тебе – и не только для твоего успокоения, – что здоров, полон уверенности и глубоко счастлив после долгой болезни. Мое эмоциональное и физическое состояние хорошее, так что я спокоен и излучаю энергию. Сплю, как младенец, и чувствую себя 18-летним лейтенантом, готовым ко всему. Долгая болезнь, во время которой смерть постоянно сидела у моей кровати, похоже, отступила. Я психически уравновешен и ощущаю себя по-настоящему счастливым человеком, который готов умереть, принять судьбу такой, какая она есть. Нет настоящего счастья, которое приходит извне, – оно лежит в нашем собственном сердце. Внешне, однако, все выглядит не так радужно. Гляжу из окна моей старой квартиры в Смоленске. После падения сбитого русского самолета здесь виднеются руины, трубы дымоходов и снежный пейзаж. Ночная метель вновь скрыла надежду на раннюю весну. Также хочу написать, что мне сегодня пришлось отложить запланированный полет в Ельню. А теперь попробую рассказать о том, чем я занимался с самого начала, иначе у вас будет чувство недовольства. Хорошо, что я не стал ждать улучшения погоды в Бреслау, и все-таки вылетел. Вечером я уже остановился в Варшаве. Я разместился на квартире Гиммлера, в здании СД. Квартира обычно пустует, и предназначена для высоких гостей. Здесь же у меня состоялась встреча с Фегеляйном и Бройером. 2 мая также погода была нелетной, поэтому мы выехали на машине Фромма 126(ныне – оберфюрер СС и полковник полиции) в Белосток, в котором он сейчас начальник СС и полиции, а оттуда поехали в Барановичи. В Барановичах я жил в примитивных условиях, в местной полиции. Ценнер ничего здесь не сделал, скорее распустил гражданскую администрацию, а кого-то поставил к стенке. Мы же вспоминали о прекрасном помпезном времени, когда мы здесь жили в прошлом году. Да, жизнь на Востоке примитивная. Так как Шторх остался в Варшаве, я, будучи в Бобруйске, приказал прислать самолет из Могилева. В Бобруйске я посетил склад снабжения СС и барачный лагерь. 3 мая в 18 часов я прибыл в Могилев. Я пролетал над горящими партизанскими деревнями. Мне скорее захотелось приступить к работе. На аэродроме меня встретили Пюклер и полковник Шимана. На летном поле стоял почетный караул и украинский оркестр. Во время приземления в Могилеве перед моим взором предстала потрясающая картина с сотнями разрушенных деревянных домов. В моей квартире в Могилеве хорошо поработали, поставили библиотеку. Мимо других вещей, однако, я не мог пройти. Утром граф Пюклер был уже настолько пьян, что перепутал комнаты и вошел ко мне. Он спас свое вино и бочку водки от Ценнера и его друзей. Этот интеллигентный человек с отличными бюрократическими способностями был настолько обескуражен, что за три месяца моей болезни ни разу не посещал войска. При этом он в высшей степени гордился своей бумажной войной. Вечером, в день моего прибытия, я встретился с подчиненными мне командирами и до 4 часов утра занимался разработкой планов и постановкой боевых задач. На следующий день я вылетел с бригадефюрером Кучерой 127 и полковником Шиманой на командный пункт дивизии, трижды делал остановки в пути и посетил полицейские батальоны Брауншвейга и Бинца, которые вели борьбу с партизанами. Вылет был очень трудным из-за мягкого грунта, и при посадке санитарного самолета сломался пропеллер. 5 мая я посетил военный госпиталь СС в Могилеве, а вечером провел длительное совещание с руководством, на котором также присутствовал начальник полиции безопасности и СД из Смоленска Науман 128. Утром 6 мая из-за дождя и сильного ветра мне не удалось вылететь, но после полудня я все же отправился в Смоленск. С большой радостью меня встретили генерал фон Шенкендорф и сотрудники его штаба. Вечером был ужин у генерала фон Шенкендорфа, который решил отпраздновать мое возвращение. Граф Пюклер возмущался вермахтом и тем, что ему пришлось сотрудничать с войсками. Его обвиняли в эгоизме. Свои занятия контрабандой он искусно прятал за чисто полицейской фразеологией, оставив без должного внимания важные интересы фронта. Поскольку партизаны вокруг Смоленска поставили под угрозу систему снабжения, я немедленно отдал Пюклеру приказ перевести мой штаб и полицейский полк “Центр” в Смоленск. Мы на войне, и не должны вести мирное существование в Могилеве. Все офицеры должны отказаться от сонного прозябания в тылу и начать серьезную жизнь. – В конце моего первого письма я хотел бы еще раз поблагодарить тебя за твою любовь и преданность во время моей болезни.