Эрих фон Корр - Хроники реального мира. Хранитель

Посвящается Елене Георгиевне Лаевской, на добрую память от автора.

Самая большая глупость, которую только может сделать человек, заключается в его уверенности в том, что мир, в котором он живет, является именно таким, каким он способен его видеть.

Не понимаю, как можно не любить жаркое лето.

Cтрадания прячущихся от солнца в жаркий день людей мне очень давно были понятны только умозрительно. Я понимал, конечно, их желание спрятаться в тень, но очень давно уже не мог сам ощутить что-либо подобное. Я, в определенном смысле, мог буквально питаться солнцем. Для меня оказаться на недельку без глотка воды посреди пустыни Сахара было бы гораздо предпочтительнее пребывания хоть один день в трех шубах, но в разгар сибирской зимы.

Но довольно сложно в двух словах объяснить, почему и как это стало возможным.

Тот день начинался просто замечательно. Довольно большой чистый город на русском севере, стоящий на берегу огромного озера, к полудню буквально прокалился. Такой жары здесь не помнили очень и очень много лет. Я то помнил, но это было так давно, что с точным годом ошибся бы и я. Через пару дней я планировал уехать в Европу. Архитектура старых средневековых городов и крепостей, как и органная музыка и хорошее пиво, всегда исправно приводили мне в порядок и душу, и нервы. А и то и другое в порядок привести стоило. Так уж получалось, что время от времени я был вынужден оказываться в этих краях. Иногда пару раз в столетие, иногда – чаще. А во времена больших войн, бывало, и по несколько раз в год. И это было определено очень давно и силами несоизмеримо сильнее меня.

Город мне нравился. Я помнил его, когда на его месте стояло лишь несколько бараков в излучине реки, но кабак уже был! Нравились его жители, трогательные и по-доброму наивные даже в своих заблуждениях: они ходили на выборы, но не верили в Ангелов и Судьбу.

И то, и другое, тем не менее, существовало тысячелетия и никуда и не думало исчезать. Если б люди могли хоть на миг осознать, насколько ничтожны их собственные возможности по изменению их же собственной судьбы, и то, что даже эти изменения сами они сделать не смогут никогда, то для большинства это было бы настоящим ударом. Но что и когда так улучшало человеку жизнь, как не иллюзии?! Так что пусть лучше верят, что в процессе выборов к власти приходят лучшие представители человеческого вида, чем в полную предопределенность всего сущего, Ангелов и демонов, и даже в Водяного собственного родного озера. Старик давно уже не обижался, хотя народу спас на своем веку столько, что и сам не помнил. Столько предрассудков кругом! Во времена моей молодости, к примеру, французская академия наук признала падение камней с неба антинаучной ахинеей, потому что французы догадались, что нет небесной сферы – очень прогрессивные академики оказались, знаете ли, но вот в существовании водяных и русалок никто не сомневался.

Каждому веку – своё мракобесие. Уж сколько лет прошло, а я, к примеру, всё не могу смириться с тем, что ушли навсегда монархии великих держав. Ушли монархии – ушло величие, ушла навсегда легитимность власти… Ну не могу я всерьёз принимать за законных правителей своих стран всех этих выборных шутов. В не столь уж и давние времена я бы развешал половину из них на стенах своего замка просто за мерзкий характер и патологическую вороватость.

Пардон, конечно, но к концу четвертой сотни лет жизни убеждений не меняют. Я медленно брел по центральной улице к озеру. Планы у меня были самые простые и на этот раз чисто человеческие: я планировал набрать пива и уехать куда-нибудь в пригород позагорать в виде более легком, чем это почему-то было принято делать на общественных пляжах. Хотя нет ничего смешнее понятия 'что принято', его изменчивость всегда меня смешила как своей парадоксальностью, так и быстрой изменчивостью. Но запрет на публичную наготу, он, наверное, самый смешной и, по сути, самый неприличный из всех, что только можно придумать. Любой из этих 'морализаторов' хоть помнит, откуда он на свет то вылез, на всеобщее счастье? Что прилично, а что – нет, было решено, когда человека создавали! У человека может быть только одно неприличное место – пустая голова.

А вечером, сменив шорты, футболку и кроссовки на костюм, я планировал провести вечер в каком-нибудь хорошем ресторане. Тут была только одна опасность: не переборщить с пивом. Ничто человеческое мне не чуждо, включая невинные пороки.