Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Каждый день эти же пилоты принимали участие в опаснейших боевых вылетах, которые (во всяком случае так полагал Черчилль) должны были определить дальнейшую судьбу Британской империи. Мирные жители наблюдали за воздушными боями из относительно безопасных мест – сидя в своем саду, или гуляя по деревенским улицам, или устраивая пикники среди буколических лугов, между тем как небо заполнялось дугами инверсионных следов. На закате эти следы, ловя последние лучи солнца, приобретали люминесцирующую янтарную окраску; на рассвете они становились жемчужными спиралями. Подбитые самолеты обрушивались на пастбища и леса; пилоты выбрасывались из кабин и на парашютах спускались вниз.

14 июля передвижная радиогруппа BBC расположилась на дуврских скалах, надеясь запечатлеть ход очередного воздушного боя. Эти надежды сбылись, хотя некоторым показалось, что репортаж ведется с чрезмерным энтузиазмом. Чарльз Гарднер, один из ведущих BBC, рассказывал об этом столкновении скорее как о футбольном матче (смакуя все финты и удары), а не как о смертельной битве над Ла-Маншем. Многие слушатели сочли это неподобающим. Одна жительница Лондона написала в газету News Chronicle : «Неужели мы и в самом деле пали так низко, что к такого рода событиям относятся как к спортивному состязанию? С радостными криками нас призывают прислушиваться к звукам пулеметной стрельбы, нас просят представить себе пилота, спеленутого парашютом и барахтающегося в воде». Она предупреждала (как выяснилось, довольно прозорливо): «Если позволят, чтобы так шло и дальше, скоро на передовой везде, где только можно, поставят микрофоны, а в Radio Times станут печатать диаграммы с квадратиками, чтобы нам легче было следить за боями» [373] Cockett, Love and War in London , 124. . Оливия Кокетт, один из авторов дневников, ведущихся для программы «Массовое наблюдение», тоже сочла эту практику отталкивающей. «Такое нельзя допускать, – настаивала она. – Из смертельных мучений делают игру и спорт, и это не помогает людям переносить свои и чужие страдания, а лишь потакает самым первобытным, грубым инстинктам стремления к жестокому насилию, потворствует желанию "стереть с лица земли практически всех"» [374] Там же, с. 119. .

Как сообщила одна участница опроса, проводившегося управлением внутренней разведки, «бездушный оксфордский акцент» ведущего только усугублял ситуацию [375] Addison and Crang, Listening to Britain , 229. .

Однако в докладе, выпущенном управлением на следующий день, 15 июля (после экспресс-опроса 300 лондонцев), утверждалось, что «заметное большинство респондентов отзывается об этом репортаже с энтузиазмом» [376] Там же, 231. . Пантер-Даунз, журналистка New Yorker , заподозрила, что большинство слушателей попросту упивались драматизмом событий. В своем дневнике она записала: «Множество вполне респектабельных граждан (вероятно, менее брезгливых, чем остальные) сидело у своих радиоприемников, вцепившись в кресла и разражаясь радостными воплями» [377] Panter-Downes, London War Notes , 79. .

Больше всего воодушевляло публику то, что Королевские ВВС, казалось, постоянно одерживают верх над люфтваффе. В бою возле Дувра, как сообщил Черчилль президенту Рузвельту в одной из ежедневных телеграмм о ходе событий, передаваемых через министерство иностранных дел, немцы понесли шесть подтвержденных потерь (три истребителя и три бомбардировщика), тогда как британцы потеряли единственный самолет – один из «Харрикейнов». Авторы доклада управления внутренней разведки от 15 июля обнаружили, что для гражданского населения, наблюдающего за воздушным боем, «сам факт сбития вражеского самолета… оказывает неизмеримо более мощный психологический эффект, чем приобретение военного преимущества» [378] Addison and Crang, Listening to Britain , 231. .

Самого Черчилля все это приводило в восторг. «В конце концов, – говорил он позже на той же неделе корреспонденту Chicago Daily News , – для смелого и энергичного молодого человека не может быть более великолепного переживания, чем встреча с противником на скорости 400 миль в час, когда в твоих руках 1200 или 1500 лошадиных сил и неограниченная атакующая мощь. Это самая блистательная форма охоты, какую только можно себе представить» [379] Gilbert, War Papers , 2:533. .

В июле, когда его неудавшуюся попытку отставки простили и забыли, лорд Бивербрук с наслаждением вернулся к производству истребителей. Он выпускал самолеты бешеными темпами – и с той же скоростью наживал себе врагов. Тем не менее он стал обожаемым сыном Англии. Оппоненты считали его сущим разбойником, но он обладал тонким пониманием человеческой натуры и отлично умел убеждать рабочих и общественность, чтобы те поддерживали его начинания. В данном случае речь шла об организованном им «Спитфайровском фонде».