Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Когда пишешь о Черчилле, одна из опасностей состоит в том, что тебя с самого начала ошеломляет (быть может, даже устрашает, мешая дальнейшему продвижению) сам объем трудов, уже являющихся достоянием общества. Чтобы избежать этого, я решил начать со скромной дозы подготовительного чтения (на первых порах ограничившись «Защитником королевства» Уильяма Манчестера и Пола Рейда, «Черчиллем» Роя Дженкинса и «Звездным часом» Мартина Гилберта [1194] Из этих трех книг на русский не переведена только книга Роя Дженкинса. – Прим. ред . ), зато потом нырнуть прямо в архивы, чтобы посмотреть на черчиллевский мир как можно более свежим взглядом. Благодаря избранному мной углу зрения определенные документы оказались для меня гораздо ценнее, чем для традиционных биографов Черчилля: скажем, отчеты о хозяйственных расходах в Чекерсе, его премьерской резиденции, или переписка о том, как разместить солдат на территории этого поместья так, чтобы не перегрузить его канализационную систему (в то время эта проблема вызывала немалый интерес, но авторам, писавшим о Черчилле позже, она не показалась такой уж остроактуальной).

Мои исследования привели меня во многочисленные хранилища документов, включая три из моих самых любимых мест во всем мире: это Национальные архивы Соединенного Королевства (в Кью, рядом с Лондоном); Черчиллевский архивный центр в кембриджском Черчилль-колледже; отдел рукописей американской Библиотеки Конгресса (Вашингтон). По мере накопления документов я начал строить карту своего сюжета, используя так называемую кривую Воннегута – графический метод, разработанный Куртом Воннегутом в своей дипломной работе, которую он некогда выполнял в Чикагском университете (правда, его факультет отверг эту работу – потому что, как утверждал сам писатель, она была слишком простая и веселая). Метод позволяет построить особую схему для всякой когда-либо написанной истории – художественной или документальной. По вертикальной оси отмечаются градации везения/невезения (вверху – максимальное, внизу – минимальное). Горизонтальная ось представляет течение времени. Одна из выделенных Воннегутом разновидностей сюжетов – «Человек в яме»: герою очень везет, потом страшно не везет, но затем он выкарабкивается наверх и достигает еще более впечатляющих успехов, чем вначале. Мне показалось, что эта схема неплохо отражает первый черчиллевский год на посту премьер-министра.

Выстроив этот график, я пустился отыскивать рассказы, которые часто не попадают в массивные биографии Черчилля – или потому, что их некогда поведать, или потому, что они кажутся слишком легкомысленными. Но именно в таком легкомыслии Черчилль часто по-настоящему проявлял себя: в мимолетных эпизодах, благодаря которым его сотрудники проникались такой симпатией к нему – несмотря на крайне суровые требования, которые он ко всем им предъявлял. Кроме того, я постарался вывести на первый план кое-каких персонажей, которым зачастую уделяют мало внимания в масштабных книгах по истории. Каждый исследователь Черчилля цитирует дневники Джона Колвилла, но мне показалось, что Колвилл словно бы хочет стать полноправным персонажем, и я попытался удовлетворить его желание. Я не знаю никаких других работ, где упоминалось бы о его радостно-печальном романтическом увлечении Гэй Марджессон: я включил сюда этот сюжет, поскольку он напоминает мне об одной необычайно жалкой фазе моей собственной молодости. Вы не найдете рассказа об этом увлечении в опубликованной версии колвилловских дневников («На обочинах власти»), но если вы станете сравнивать ее страницы с рукописными дневниками, хранящимися в Черчиллевском архивном центре (как сделал я), то отыщете в этих дневниках описание каждого романтического эпизода. Колвилл исключил эти описания из печатной версии, а кроме того, сделал другие купюры, отметив, что все это «тривиальные записи, не представляющие широкого интереса». Но в то время, когда он делал эти записи, эти события вовсе не были тривиальными. Для меня самое интересное в его погоне за Гэй – то, что все это происходило на фоне пылающего Лондона, где каждый день падали бомбы: несмотря ни на что, этим двоим все-таки удавалось то и дело улучить момент, «достаточный для счастья» (как выразился Колвилл).

Мэри Черчилль тоже выступает на первый план. Она очень любила отца, но любила и веселые танцы на базе Королевских ВВС – и приходила в восторг от «бреющего полета», когда пилоты мчали ее (и ее подруг) над самыми верхушками деревьев. Мне хотелось бы выразить особую признательность Эмме Сомс, дочери Мэри: она дала мне разрешение ознакомиться с дневниками матери.