Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Субботним вечером в клубе уже собралось много народу, когда в четверть девятого завыли сирены воздушной тревоги. Никто не обратил на них внимания. Играл первый из приглашенных джаз-бандов. Скоро должен был прибыть Снейкхипс: ему предстояло выступить не только в финале, первый его номер поставили на половину десятого.

Йозеф Геббельс провел субботний вечер и ночь на воскресенье в Берлине: в воскресенье он собирался поехать в свой загородный дом на берегу озера Богензее. Его жена Магда сражалась с затяжным бронхитом.

В дневниковой записи за субботу Геббельс признавал, что британский рейд против норвежских Лофотенских островов «оказался серьезнее, чем думалось вначале». Атакующие не только уничтожили предприятия, рыбий жир и глицерин: они еще и пустили ко дну 15 000 т немецких грузов, предназначавшихся Норвегии. «Имел место шпионаж со стороны норвежцев», – записал он, отметив, что Йозеф Тербовен, немец и активный деятель Национал-социалистической партии, был направлен для того, чтобы наказать жителей островов за помощь атакующим. В субботу Тербовен позвонил Геббельсу с отчетом о том, чего он уже сумел добиться. Геббельс кратко пересказал это в дневнике: «Он учредил карательный суд самого жесткого типа на том из Лофотенских островов, который помогал англичанам и предал им немцев и народ Квислинга. Он распорядился, чтобы фермы саботажников предали огню, чтобы взяли заложников – и тому подобное» [900] Fred Taylor, Goebbels Diaries , 260. .

Геббельс одобрил эти меры. В дневнике он записал: «Этот Тербовен – парень что надо».

Да и вообще все шло хорошо повсюду. «Кроме того, в Амстердаме подписана масса смертных приговоров, – отмечал Геббельс. – Я выступаю за веревку для евреев. Эти ребята должны хорошенько усвоить урок».

Вечернюю запись он завершил такими словами: «Уже так поздно. И я так устал».

А в Вашингтоне перспективы Акта о ленд-лизе стали выглядеть более обнадеживающе. Одним из важных факторов стало решение Уэнделла Уилки, бывшего соперника Рузвельта по президентской гонке, оказать решительную поддержку законопроекту [901] Goodwin, No Ordinary Time , 213. . (Уилки отмахнулся от своей собственной кампании устрашения, которую он недавно проводил, как от «предвыборной риторики».) Теперь уже казалось, что законопроект все-таки пройдет в сенате, притом скоро – и его не искалечат поправки, придуманные для того, чтобы подорвать его эффективность. Прохождение могло состояться в любой из ближайших дней.

Это казалось столь вероятным, что Рузвельт стал готовиться к отправке в Лондон еще одного эмиссара – человека, являвшегося полной противоположностью хрупкому Гарри Гопкинсу. Вскоре он окажет серьезное влияние на жизнь Мэри Черчилль и ее невестки Памелы.

Рузвельт и его гость уселись за ланч – прямо за президентским рабочим столом в Овальном кабинете Белого дома. Рузвельт приходил в себя после простуды и казался сонным.

«Еда исключительная», – писал гость позже. Он имел в виду «исключительно ужасная».

«Суп со шпинатом» – так он начал ее описание [902] Averell Harriman, Memorandum to self, March 11, 1941, "Harriman Mission," Chronological File, W. Averell Harriman Papers. .

Этим гостем был Уильям Аверелл Гарриман, которого разные люди называли по-разному – Аверелл, Айв, Билл. Невероятно богатый наследник железнодорожной империи «Юнион Пасифик», построенной его отцом, он вошел в совет директоров этой компании, еще будучи старшекурсником Йеля, а теперь, в 49 лет, являлся его председателем. В середине 1930-х он руководил строительством колоссального горнолыжного курорта в Айдахо, названного «Солнечная долина» и призванного поощрять железнодорожные поездки на американский Запад. Он был привлекателен по любым меркам, но две вещи придавали ему особое очарование: широкая белозубая улыбка и изящная атлетическая непринужденность движений. Он был искусным лыжником и игроком в поло.

Гарриману предстояло отправиться в Лондон через несколько дней – 10 марта, в понедельник: там он должен будет координировать поставку американской помощи после того, как Акт о ленд-лизе наконец примут. Как и Гопкинсу, его предшественнику, Гарриману следовало стать для Рузвельта своего рода зеркалом, показывающим, как идут дела у Британии, однако у него имелись и более формальные обязанности – следить, чтобы Черчилль получал ту помощь, которая нужна ему больше всего, а получив, использовал ее как можно эффективнее. Объявляя о его назначении, Рузвельт дал ему должность «уполномоченного по оборонному снабжению».