Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Темнота и холод создавали даже какой-то уют, и Мэри проспала. Накануне она думала, что утром ее кто-нибудь разбудит, но никто этого не сделал. Чувствовала она себя не слишком хорошо. Дороги покрывала бледная корка льда. На ее обычном маршруте обнаружились разрушения, вызванные бомбежками, и ей пришлось потратить немало времени на обходной путь. Она едва-едва успела на поезд.

Это был ее первый визит в Лондон с августа. Она приехала, «чувствуя себя очень странно – как робкая кузина из провинции, притом донельзя взволнованная», писала она [836] Diary, Jan. 11, 1941, Mary Churchill Papers. .

За прошедшие месяцы город сильно преобразился под действием черной магии бомб и пожаров, но он оставался знакомым ей местом. «И пока я ехала на машине по этим улицам, которые так хорошо помнила, – и видела все эти шрамы и раны, – я чувствовала, как же глубоко я люблю Лондон. Он лишился своих изящных нарядов – облачился в военную форму, – и я вдруг очень его полюбила».

Это возбудило в ней воспоминания (прямо-таки прустовские по духу) о том, как город трогал ее в прошлом: вот она жарким летним днем катит на велосипеде через Гайд-парк, останавливается на мосту и смотрит на людей, плывущих на лодках внизу; вот вид на крыши Уайтхолла, «поднимающиеся выше деревьев под вечерним солнцем, словно далекие купола волшебного города»; а вот момент, когда она восхитилась «идеальной красотой» одного из деревьев на берегу озера в Сент-Джеймс-парке.

Мэри ненадолго заглянула в Пристройку к дому 10 – новую квартиру Черчилля, расположенную над Оперативным штабом кабинета. Она подивилась, насколько уютно-домашним ее мать сделала это место – взмахнув своей «волшебной палочкой» (как выразилась Мэри) над прежними скучными офисными помещениями. Клементина распорядилась, чтобы стены покрасили в бледные тона, и заполнила комнаты хорошо освещенными картинами, а также семейной мебелью. Квартира находилась по обе стороны коридора, проходившего между правительственными помещениями, и здесь, писала Мэри в своих воспоминаниях, «смущенные чиновники часто встречали Уинстона, облаченного в банное полотенце, словно римский император в тогу, и шествующего, роняя капли воды, из своей ванной в свою спальню – пересекая это главное шоссе» [837] Soames, Clementine Churchill , 385–386. .

Мэри добралась до Петворта вскоре после полудня и обнаружила, что там в разгаре большая вечеринка, в которой участвует множество ее друзей (и совершенно незнакомых людей) обоего пола. Сейчас Мэри сочла свою подругу Элизабет «глупой и жеманной»; написав об этом в дневнике, она добавила: «Мне она теперь не очень-то нравится». Впрочем, ее восхитила Вайолет, мать Элизабет, известная модница. «Виолетта [sic] была в отличной форме, на ней был бледно-голубой джемпер с V-образным вырезом, масса украшений, а еще – алые вельветовые слаксы!»

Многие из гостей отправились смотреть кино, однако Мэри, которая по-прежнему ощущала недомогание, решила удалиться в отведенную ей комнату. Позже, оживившись под действием чая, она оделась на вечерний бал: «Я была в новом вишнево-красном [платье], пояс с серебряной вышивкой, серьги с бриллиантами (это стразы!)».

Вначале устроили общий ужин, затем – танцы, которые она сочла изумительными: «Прямо как до войны».

Она танцевала с французом по имени Жан-Пьер Монтень. «Мне было невероятно весело – я вальсировала с Жаном-Пьером, без стеснения, безумно и очень быстро – огромное удовольствие. Пропустила лишь несколько танцев».

Легла в постель она уже в полпятого утра, «со стертыми ногами, усталая, но такая счастливая».

И совсем расхворавшаяся.

В Дитчли же Черчилли вместе с Рональдом и Нэнси Три, владельцами поместья, готовили в эту субботу блестящий вечер для своего почетного гостя – американского эмиссара Гарри Гопкинса. Прибыли самые разные гости, в том числе Оливер Литтлтон, министр торговли.

«Ужин в Дитчли проходит в изумительной обстановке», – в этот же вечер записал Джон Колвилл в дневнике. Освещение давали только свечи – на стенах, на столе, в большой люстре под потолком. «Стол украшен без чрезмерности: четыре позолоченных подсвечника с высокими и тонкими восковыми свечами желтого цвета, одна позолоченная чаша посередине». Сам ужин был роскошный, кушанья «соответствуют обстановке», решил Колвилл, хоть он и счел, что трапеза получилась менее изысканной по сравнению с тем, какой она была бы до начала кампании против «излишеств», недавно затеянной министерством продовольствия [838] Colville, Fringes of Power , 1:395. .