Евгений Шумигорский - Император Павел I. Жизнь и царствование

Торжество коронования сопровождалось праздниками и балами. Все они, по словам современников, были утомительны и скучны: государь обращал строгое внимание на соблюдение всех требований этикета и сам первый уставал от них. Парады и смотры войск собранных под Москвой и не вполне еще усвоивших все требования нового устава, также происходили при напряженном состоянии духа всех участвующих, и император неоднократно выражал свое неудовольствие на «потемкинский дух» офицеров; многие из них тогда же пострадали по самым ничтожным поводам. Дурное настроение государя выразилось уже через неделю после коронации совершенно несвоевременным указом от 13 апреля, которым не только подтверждался указ от 12 января о телесном наказании дворян за уголовные преступления, но он распространялся еще на гильдейских граждан, священников и диаконов, впавших в те же преступления, и таким образом отменялись привилегии, незадолго пред тем дарованные духовенству самим Павлом. Митрополит Платон, в качестве бывшего наставника Павла, взялся быть пред ним, по просьбе дворян, выразителем их недовольства: дворяне просили митрополита доложить государю, что он крайне строг и что он должен переменить свое обращение с ними. Но Павел Петрович дурно встретил слова Платона и приказал ему не выезжать из Москвы. Вмешательство Платона было тем неприятнее для Павла, что Платон до коронации отказывался принять орден св. Андрея Первозванного, не одобряя намерения государя из духовных делать «кавалеров». Павел Петрович перебил его резко при многих свидетелях и, послав ему рукою поцелуй, сказал: «прощайте, с вами не сговоришь». Как бы в ответ на неудовольствие дворянства, часто проявлявшееся наружу во время пребывания Павла в Москве, 29 апреля последовал манифест о прощении отлучившихся самовольно нижних чинов и всякого звания людей, а 4 мая, на другой день после отъезда императора из Москвы, объявлен был именной указ Сенату, «чтобы ни от кого ни в каких местах прошений многими подписанных не принимать», чем отменялось право дворянства представлять о своих нуждах губернаторам, сенату и императорскому величеству. Воспоминания о прошлом не оставляли государя, и борьба со старыми порядками видимо подогревала его старые, горькие чувства. Проникнутый сознанием полноты своей власти и подозревая во всех сочувствие к порядкам прошлого царствования, он не терпел противоречия и действовал часто по минутному впечатлению. «Когда император чего либо хочет , — писал Рожерсон 10 июня 1797 г., — не осмеливаются делать ему возражений, так как на каждый совет или представление он смотрит как на ослушание. Иногда императрица и еще чаще Нелидова, в особенности, когда они действуют совместно, успевают приостановить его решение, но это случается очень редко». Так, орден св. Георгия не вошел в «Установление» об орденах, изданное в день коронации, и лишь во время чтения «Установления» в Успенском соборе после чина коронования, Павел, очевидно уступая настояниям Нелидовой, изустно с престола узаконил этот военный орден. Павел не желал ни с кем советоваться, а приближенные к нему лица, применяясь к его нраву, думали лишь о личных выгодах. «При редком государе больше, как при Павле, — говорит изгнанный незадолго пред тем Ростопчиным секретарь государя Лопухин, — можно было бы сделать добра для государства, если бы окружавшие его руководились усердием к отечеству, а не видали собственной корысти». Оттого даже на манифесте от 5 апреля о крестьянской барщине лежит печать необдуманности и поспешности: не было точно определено положение ни крестьян земледельцев, ни дворовых, а дурная редакция закона привела к тому, что помещики смотрели на него с разных точек зрения, сообразно с своими выгодами: в Малороссии, где до тех пор была лишь двухдневная барщина, — как на средство возвысить крестьянские повинности, а в Великороссии, где барщина была чуть не повседневная, — только как на «совет» правительства, ни для кого не обязательный. Дворянство однако видело опасность для себя в будущем при таком направлении мыслей государя: шли глухие, но оживленные толки о его деспотизме, нарушении их политических прав. «Неудовольствие против императора», доносил 1 мая своему правительству из Москвы прусский генерал Брюль, «всеобщая наклонность русских к революциям, привычка их к женскому управлению, безнравственность их побуждений, — все это могло бы повлечь за собою самые прискорбные последствия, если бы добродетели императрицы не ставили ее выше всякого искушения. Император, желая исправить ошибки предыдущего царствования, вводит новую систему в управление, которая не нравится нации и недостаточно обдумана, а между тем осуществляется с поспешностью, малопонятной и ничем не вызванной. При этом государь занимался лишь мелочами, всякого рода церемониями и приемами, теряя оттого из виду важные дела и принимая советы только от князя Безбородко и иногда от князя Репнина. Но Безбородко — человек ленивый и небрежный».