Все эти разнообразные по своему характеру и значению меры нового государя, сопровождаемые массой распоряжений более частных, производили потрясающее действие в русском обществе: ими охвачена была вся государственная жизнь России, и, казалось, не было учреждения или частного лица, которого они не касались бы в насущных его интересах. Впечатление было огромное, тем более, что Павел Петрович, из боязни, что его могут обманывать и желая ускорить исполнение своей воли, приказал печатать в «С.-Петербургских Ведомостях» все свои повеления, отдаваемые при пароле, и фельдъегеря ежедневно развозили по всей России приказы государя, поражавшие своею новостью или суровостью. Первые действия Павла Петровича, направленные к водворению порядка, были встречены сочувственно, но, вслед затем, возникло неудовольствие. Быстрота, с какою приводились в исполнение все эти важные и мелочные преобразования усиливали это впечатление: нелегко было оставлять сразу свои старые привычки и решительно невозможно было усвоить, в ущерб себе, новые взгляды правительства. Император, между тем, не считал нужным подготовить почву для проведения в жизнь правительственной своей системы и, ни с кем не совещаясь, издавал закон за законом, не обращая внимания на то, возможно ли на практике немедленное их осуществление, и «суровыми и сильными мерами» показывал всякое противоречие его воле. Сенат и Совет при высочайшем дворе утратили почти всякое законодательное значение: государь хотел сам все видеть, все решать и всем лично управлять. Зато особое значение приобрели полицейские органы власти, наблюдавшие за исполнением воли государя, а еще более лица безответственные, не несшие никакой службы, а пользовавшиеся лишь случайною протекциею, дававшею им возможность видеть государя, и своими льстивыми внушениями умевшие давать направление его впечатлениям и действиям.
При вступлении на престол Павла Петровича, все сановники Екатерины, заправлявшие делами империи, остались на своих местах. Но, разумеется, и они не могли сочувствовать новой правительственной системе, бывшей осуждением их прежней деятельности, и сам император к сотрудникам своей матери питал лишь одно недоверие. Поэтому, в скором времени из екатерининских дельцов стали пользоваться милостью Павла Петровича только Безбородко, Трощинский и с.-петербургский военный губернатор Архаров, сумевший угодит Павлу своею исполнительностью; другие же, один за другим, подвергались удалению от дел, а некоторые даже опале, как например Суворов, за резкое осуждение новых порядков. Ближайшими исполнителями воли государя явились старые гатчинские его друзья и слуги, лично ему преданные, усердные, но вовсе не знакомые с государственными делами и, в большинстве случаев, люди необразованные, неразвитые, не понимавшие духа задуманных Павлом преобразований; мало того, многие из них, хорошо зная нервную, впечатлительную натуру государя, в своих действиях руководились только мыслью сохранить его благоволение к себе, применяясь к его мелочным требованиям, и обезопасить себя от возможных интриг своих недоброжелателей.
Ближайшими лицами к Павлу Петровичу в момент вступления его на престол, были супруга его, императрица Мария Феодоровна, и Плещеев, но; чтобы сдерживать порывистый характер императора в должных пределах, они скоро почувствовали необходимость заручиться содействием давнего друга Павла Петровича, фрейлины Нелидовой, продолжавшей жить в Смольном монастыре. Императрица Мария решилась пожертвовать своими предубеждениями и, приняв главное начальство над Смольным уже через шесть дней по кончине Екатерины, увиделась там с Нелидовой и заключила с ней, после трогательного объяснения, дружеский союз для блага императора и империи. Правда, Нелидова не согласилась оставить Смольного, но часто появлялась при дворе и, пользуясь своим влиянием на государя, с одной стороны, обуздывала порывы его раздражительности и суровости, а с другой — помогала Марии Феодоровне в осуществлении ее планов. Нелидова убедила императора не упразднять ордена св. Георгия, как ни желал он этого, и содействовала мягкому отношению его к деятелям прежнего царствования, когда постепенно обнаруживались при новых порядках их старые злоупотребления; так, лишь благодаря ей, опала князя Платона Зубова ограничилась сначала лишь тем, что он получил приказание возместить казне начисленные на него убытки с дозволением уехать за-границу. Вместе с Нелидовой, императрица побудила Павла продолжать переговоры о браке великой княжны Александры Павловны с шведским королем Густавом IV, и на этот раз, впрочем, окончившиеся неудачей. Но вне области чувств, в делах внутренней политики, императрица и Нелидова проявляли свое влияние только тем, что поддерживали старых своих друзей, князей Куракиных: Александра, назначенного вице-канцлером, и Алексея, получившего должность генерал-прокурора. Наряду с Куракиными, приобретал значение у государя и Ростопчин, состоявший при нем генерал-адъютантом по военной части, — человек образованный, умный, но неразборчивый на средства и, под личиной преданности монарху, стремившийся к собственному возвышению: Екатерина отзывалась о нем не иначе, как «сумасшедший Федька». Государь доверил его перу окончательную редакцию военного устава, составленного по прусскому образцу, и Ростопчин, в личных своих целях, отступил от своего образца, ослабив власть фельдмаршалов и усилив значение инспекторов войск, что было главною причиною неудовольствия Суворова; он же побудил государя удалить от себя Плещеева и Лопухина, уверив его, что масоны были проводниками в России разрушительных стремлений иллюминатов и намеревались покуситься на жизнь Екатерины. Одновременно с Ростопчиным вкрался в доверие Павла Петровича Архаров, ежедневно докладывавший ему, в качестве военного губернатора Петербурга, о всех событиях в жизни столицы; он с неумолимою строгостью приводил в исполнение все мелочные повеления Павла Петровича об образе жизни обывателей столицы и в то же время доводил до его сведения о их неудовольствии, питая тем его подозрительность и возбуждая в нем боязнь заговоров. Роль Архарова в гвардии исполнял Аракчеев, отличавшийся своим жестоким и грубым обращением с офицерами и солдатами, но, в отличие от Архарова, он действовал вполне добросовестно, с полным сознанием важности своих обязанностей и исполняемого долга. Над всеми этими далеко не государственными людьми высоко стоял по своим качествам Безбородко, хотя он мало вмешивался в дела, желая только сохранить милость государя.
Читать дальше