Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

День рождения Андрюши. Сегодня Андрюше исполняется шесть лет. Подарили машину, танк, рубанок с пилой и конфеты. Потом к папе с мамой приходили гости, многие и без подарков. Сидели и разговаривали о скучном и непонятном. Потом пошли за стол и ели, и пили вино. И водку тоже. Шумели и старались перекричать друг друга. Было накурено и жарко. Андрюшу посадили в другую комнату смотреть телевизор. Но показывали что-то совсем неинтересное, и он вернулся в столовую. Тут кто-то зашикал и закричал: «Ну, тут же ребёнок! Право, нельзя…» А один гость с медленными глазами сказал: «Пусть учится…» И все засмеялись от этих вовсе не смешных слов. Андрюшу очень рано отвели спать. Он знал, что спать велят потому, что он всем мешает. Он долго лежал, притворяясь, что спит, и прислушивался к чужим голосам. Потом мама говорила, как хорошо они все вместе отметили Андрюшино рождение.

Понял тривиальную истину: в литературе просто — это очень сложно.

Умный, добрый и чуткий. Как академик в научно-фантастическом романе.

Сегодня первый раз в жизни был с Эриком [26] Э. Озолиным. в Кремле.

Впрочем, не первый раз. Какой-то очень дальний наш родственник был кремлёвским начальником, кажется, комендантом Кремля. И я с родителями был в Кремле до войны. Но я был совсем маленький и помню только, что въезжали мы в Кремль через Спасские ворота. Коменданта в 1937-м расстреляли, а жену его — Лидию Фёдоровну Ткалун (она-то и была какой-то дальней роднёй мамы) — посадили на 18 лет. Она дожила до освобождения, мы к ней ездили в Мееровский проезд. Помню, у неё были переломаны все пальцы на руках. Она рассказывала, что они с Васей (мужем) жили на одной площадке с Орджоникидзе. Она услышала выстрел, прибежала в квартиру Серго и увидела его лежащим в кабинете, мёртвого. Я помню, что её рассказ произвёл на меня большое впечатление, потому что тогда никто не знал, что Орджоникидзе застрелился.

26.1.56

Будь в США Царь-пушка, в её стволе непременно жила бы какая-нибудь кинозвезда в рекламных целях.

Были о жизни коммуналок.

В одной квартире долго спорили, но так и не решили, кому платить за лампочки в кухне, коридоре и туалете. Лампочку в коридоре решили просто вывернуть. А в кухне и туалете у каждого будет своя лампочка, подключённая к своему счётчику. Так и сделали. Теперь, если вы пришли на кухню, а там уже кто-то готовит и уже зажёг свою лампочку, вы не можете пользоваться чужим светом и обязаны (коли вы порядочный человек!) зажечь свою лампочку. Иногда в кухне горело 4–5 лампочек, и кухня сияла, как Бродвей! Но нашёлся один вонючий умник, который этой иллюминации вдруг воспротивился. Все тогда подняли дикий крик, после чего упорствующий негодяй демонстративно приходил на кухню с горящей свечой.

В другой квартире удалось как-то решить проблему с электроэнергией. Но три сестры, старые девы, чтобы соседи не знали, как долго у них в комнате горит свет, конопатили в 8 часов вечера дверные щели старым одеялом и тогда уже не выходили из комнаты до утра. Малую нужду справляли в сосуд, со смрадом же мирились, торжествуя победу над простаками-соседями.

В райкоме комсомола: «Дайте оценку вашему поведению…»

С перепоя вставши утром с постели, имел он вид ужасный, косматый. А когда, сидя на корточках у батареи, тёр в руках заскорузлые, грязные носки, походил на доисторического человека, добывающего огонь.

Петька Мокиевский песню сочинил:

Защитил диплом. Я — инженер.

29.2.56

Всё кончается. Даже зубной порошок в коробочке соседей.

Совсем крошечная девочка, а пальчики уже в чернилах…

Рядом с кладбищем в маленьком тёмном домике помещалась мастерская памятников. Однажды в мастерскую пришёл очень худой, жёлтый какой-то человек и заказал мраморную доску с самой короткой надписью, которую только делают на досках: «Евстигнеев Николай Прокофьевич». И два года через чёрточку: рождения и смерти. Заказ пустяковый, но жёлтый этот долго не приходил за ним, так что Володька, который делал доску, подумал, что он и вовсе не придёт, и был доволен, что взял задаток.