Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

— А помнишь третье и последнее наше объявление? В нём говорилось, что Ялтинская киностудия будет проводить в Гурзуфе съёмки фильма «Сердце друга» по повести Эммануила Казакевича (действительно, была у него такая повесть!) и все, кто хочет участвовать в массовке, должны прийти с паспортом к сельсовету в 8 часов утра. Часам к 10 у сельсовета собралась огромная толпа. Мы ходили среди этой толпы и спрашивали:

— Ну зачем же вы так хорошо оделись? «Сердце друга» — это ведь повесть военных лет… Не слышали, вышел уже катер из Ялты?.. Никогда софиты и другую аппаратуру по морю не повезут! Надо ждать автобуса…

Ты уже собирался провести перепись по паспортам, чтобы завтра утром вывесить список самых легковерных, жадных (за массовку деньги платили) и жаждущих славы (кино!) жителей Гурзуфа, но я тебя отговорил: вот тогда нас точно бы побили…

Вот так мы сидели и вспоминали свои молодые гурзуфские дни, — два больных и слабых старичка. Через два дня Игорь должен был лететь в Израиль, чтобы сыграть Гаева в «Вишнёвом саде» и он боялся, что он заблудится на сцене…

Трудно описать то чувство тоски, когда я уходил от него…

Всё обошлось, Игорь улетел и даже сыграл один спектакль. А вернувшись в Москву постепенно стал выздоравливать.

Две большие потери. Умер Олег Ефремов, умерла целая эпоха нашего театра. Что помню я о нём? Прежде всего, помню его голос. Помню, как он замечательно улыбался. И спектакли, поставленные им, тоже помню. Незадолго перед смертью Олег приезжал в Переделкино к Мише Рощину. Сидел в его крохотной комнатушке, задыхался, но всё равно курил много. Потом вспомнил, что в Новом Переделкино есть «Стейк хауз», где он уже бывал и где ему понравилось, и предложил туда съездить. Они взяли с собой Шатрова и поехали. Девчонки-подавальщицы и с кухни узнали Олега, он раздавал автографы…

Друзьями мы с ним не были, но знали друг друга с 1953 или 1954 года. Я был единственным неактёром, который присутствовал при рождении Театра «Современник», когда Олег после спектакля в Центральном детском театре (там он тогда работал), приезжал на кухню к Гале Волчек на Большую Полянку, где его ждали Кваша, Табаков, Евстигнеев…

В юные наши годы, когда Ефремов репетировал «Вечно живых» Розова, с чего, собственно, и начался «Современник», ребята работали по ночам после занятий в Школе-студии МХАТа, иногда до 3–4 часов утра. Игорёк [356] И. В. Кваша. рассказывал, как однажды Ефремов гонял их всю ночь, повторяя раз за разом одну и ту же сцену. Они вконец измотались, Кваша подошёл к Ефремову и сказал:

— Олег, мы больше не можем…

Ефремов удивлённо поднял брови и спросил с искренним недоумением:

— А как же Зоя?

— Какая Зоя?

— Космодемьянская!

Все дружно расхохотались, и репетиция продолжалась…

Будет земля ему пухом…

Табаков назначен художественным руководителем МХАТа им. Чехова. Как ни странно, но вижу, что благодушный, улыбчивый Лёлик будет гораздо более жёстким и гораздо менее всёпрощающим, чем Олег.

И вторая потеря: гибель Славы Фёдорова. Мы одно время дружили. Женя [357] Е. М. Альбац. написала о Славе маленькую книжечку, да и теперь они часто перезванивались главным образом по делам газетно-политическим. Сказать честно, от Фёдорова меня постепенно отваживало его полное равнодушие к моим собственным делам. Впрочем, это не точно: к делам всех людей, которые не входили в команду самого Фёдорова. Слушал он меня всегда очень внимательно, но я видел, что он думает о чём-то своём. Это был эталонный деловой человек. Источник его энергии неизвестен, но богат бесконечно. Он умел решать самые сложные вопросы. Не знаю, какой президент из него получился бы (он выдвигался на этот пост), но премьер-министр получился бы великолепный (он отказался от этого поста).

Когда немецкий офицер в мастерской Пикассо увидел картину «Герника» — самую знаменитую картину этого художника, посвящённую маленькому городку в стране басков, стёртому с лица земли фашистской авиацией, он спросил:

— Это вы сделали?

— Нет, это вы сделали, — ответил художник.

Когда умер Матисс, Пикассо сказал:

— Собственно, после смерти Матисса уже ничего нет…

Чересчур пессимистично, но в чём-то он прав. Я люблю Матисса больше, чем Пикассо.

— Живопись ещё нужно изобрести…

Последние слова Пабло Пикассо

Уже несколько человек говорили мне, что я незаслуженно обидел Ольгу Кучкину, мимоходом упомянув, что журналистка она способностей весьма средних. Ну что мне делать, если я действительно считаю, что имя её в газетном мире раздуто до невероятных размеров прежде всего благодаря её собственной энергии. Но ведь энергия и способности — разные вещи! Возьмём например номер «КП» от 17 мая нынешнего года.