Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

У французов для названия скромности есть два слова, modestie u disecretion, коих значение различно. Закревской был disecret.

В это время можно было сравнить ее с началом революции 1789 года, но неизбежно затем должна была последовать эпоха её терроризма.

Это слово всегда употреблял он, разговаривая по-русски.

Véhicule (по дурной привычке я часто употребляю французские слова).

Мне сказывали недавно, что собор выстроен гораздо, гораздо в меньшем размере против предположенного, что прежние стены служат только оградой широкому месту, среди коего он построен; что Потемкинский дворец приобретен городом; что попечением предводителя барона Франка он отделан хорошо и просто, что он служит дворянству для его выборов и его увеселений и что, наконец, на пьедестале возвышающаяся бронзовая статуя Екатерины Великой теряется в неизмеримом пространстве так называемой площади.

Первый из них, Кодинец, был впоследствии поверенным в делах в Тегеране, а второго Ашика к удивлению моему сделали начальником Керченского музеума.

После смерти Броневского, сия дачка досталась, по покупке герою Кавказа Котляревскому, который на ней оканчивает славную, болезнями и ранами отягченную; жизнь свою.

Ныне имение сие сделалось собственностью знаменитого живописца нашего Айвазовского.

Старшая дочь его, весьма красивая собою, гораздо после под именем Султанши, удостоилась чести быть фрейлиной при Высочайшем дворе и жить во дворце.

Так как мне не придется более говорить о моих Керченских другах и недругах, то здесь хочу сказать несколько слов о их участи. Высокое образование не могло сойтись с самым грубым варварством; Синельников не мог ужиться со Стемковским; если у него был недостаток в уме и знании, зато в храбрости был избыток. Он вступил опять в военную службу на Кавказе, получил Георгиевский крест, генерал-майорской чин и вскоре потом убит в сражении с горцами. Гудим давно уже управляющим Херсонскою Палатою Государственных Имуществ. Щиржецкий вскоре после меня переведен непременным членом Екатеринославского Приказа Общественного Призрения, но скоро потом умер. За Шкляренко долго благодарил меня Стемковский в письмах своих, называя его драгоценным наследством, мною оставленным. Вот уже несколько лета как он находится правителем канцелярии Смоленского и Белорусского генерал-губернатора и, кажется, управляет губерниями.

Одна московская дама спросила у одного английского путешественника, какой чин имеет Питт? Тот никак не умел отвечать ей на это. Тогда генеральство ездило цугом, а штаб-офицеры четверней. «Ну, сколько лошадей запрягает он в карету?» спросила она. «Обыкновенно ездит парой», отвечал он. «Ну, хороша же великая держава, у которой первый министр только что капитан», заметила она. Многие и поныне готовы еще так думать.

Еще прежде этой проделки Курика, Воронцов позаботился в это критическое время о поручении Бессарабской области верному и надежному человеку. По его избранию управляющим на время войны назначен приверженец его, Таганрогский градоначальник Дунаев, с сохранением прежней должности. Он приехал в Одессу в одно время со мной, и я имел случай мимоходом с ним познакомиться. Он мне показался тоже человеком армейским, но гораздо более смышленым, чем Богдановский. Пребывание в Таганроге покойного Императора, его болезнь, кончина, потом пребывание Императрицы от начала осени до весны, поставила его в необычное тревожное состояние, от которого едва мог он отдохнуть. Управление Бессарабией довершало расстройство его рассудка; в конце, кажется, этого года он сошел с ума и вскоре потом умер.

Уверяет, будто Воронцов сказал «что дьявол изобрел таможни, а Господь Бог, во благости Своей, послал контрабанду». Может быть, это относится к Одессе, ибо действительно без сей последней она бы много потеряла. Город богатеет, но какая от того прибыль казне, то есть государству, то есть России? Два предместья Пересыпь и Молдаванка населились, красиво обстроились контрабандистами и всякого другого рода грабителями. Как уверяли меня, недавно к их операциям присоединились честные немцы колоний Гросс-Либенталя и Лустдорфа.

Точно также как уездный городок Аккерман, благодаря соседству Одессы, вырос до шестнадцатитысячного населения.