Виктор Корж - Запас прочности

«Дистрофия алиментарная — нарушение общего питания организма главным образом вследствие длительного недоедания», — вычитал я в справочнике. Определение короткое и исчерпывающее, но от того, что я узнал его, мне легче не стало.

Хорошо, что нам хоть удается избежать неразлучной спутницы дистрофии — цинги. Врачи каждый день потчуют нас хвойным настоем. Принуждать никого не приходится. Матросы, налив кисло-горькую жидкость, не упускают случая чокнуться кружками и пожелать друг другу здоровья.

В отсеках подводной лодки зверский мороз. Только в центральном посту теплится камелек — крохотная жестяная печурка. Сюда забегают матросы погреть руки. От камелька и коптилок оседает на приборах сажа — неслыханное дело на боевом корабле, где каждая медяшка раньше горела пламенем.

Я все-таки свалился. Недели две пробыл в госпитале, потом лежал в каюте плавбазы. Лежу, злюсь на себя. Так не вовремя!

Вдруг дверь раскрывается, и матросы втаскивают в каюту масляный насос. Командир отделения мотористов старшина 2-й статьи Дмитрий Канаев объясняет: надо решить, что делать с «этой дурой». Матросы прямо в каюте разбирают механизм. Канаев одну за другой показывает мне детали. Мы щупаем, измеряем их и определяем, ставить ли на место или заменять новыми.

К нашей гордости, мы первыми привели двигатели в порядок. Инженер-механик первого дивизиона И. Р. Рамазанов пришел к нам, чтобы лично проверить качество ремонта. Пробный пуск получился блестяще: оба дизеля завелись, как говорится, с пол-оборота.

Канаев сиял от похвал дивизионного механика, светились радостью и все остальные мотористы.

А в штабах проходят игры. Дивизионные специалисты с утра до ночи сидят над картами, справочниками, прикидывают, вычисляют. Штурманы прокладывают курсы будущих походов. Саша Ильин прибежал ко мне.

— Слушай, друг, сколько времени тебе понадобится на полную зарядку батареи после подводного перехода в эту точку? — Он ткнул карандашом в развернутую карту.

Бросаю все дела, начинаю строить график. Даю готовый расчет. Ильин убегает, а через двадцать минут опять теребит меня:

— А если мы всплывем вот тут?

Снова все пересчитываем, снова чертим. Десять раз проверяем каждую цифру. Тратим уйму времени. Но я не сержусь на товарища. Он намечает маршрут корабля. В походе малейший просчет будет грозить гибелью. и мы еще и еще раз перебираем все возможные варианты, ищем наиболее удачный.

А потом приходит дивизионный минер Дорофей Винник. Он разрабатывает маневр для минных постановок, порядок послезалпового маневрирования, способы уклонения от глубинных бомб противника.

Напряженно работают связисты, уточняя таблицы условных сигналов, режимы радиопередач.

Потом все эти расчеты обобщат командиры, проверят на штабных учениях, и только тогда оформится решение, которое станет основой боевого приказа.

Ремонт продолжается. В промасленных ватниках, чумазые, как черти, матросы копошатся в тесных отсеках. Вот когда воочию убеждается каждый, насколько плотно набита подводная лодка всевозможными механизмами. И как только они умещаются в ней! И все их нужно проверить, отрегулировать, отремонтировать…

Невпроворот дел внутри корабля. И все-таки здесь еще не самое трудное: на все можно взглянуть глазом, все пощупать рукой. Хуже с подводной частью корпуса. Доков у нас в Ленинграде нет. Все корпусные работы проводим на месте. Достается нашим водолазам. Во льду прорубаем полынью. На пронизывающем ветру старший краснофлотец Пискунов облачается в скафандр, опускается в черную воду. Последнее, что я вижу, — красные от мороза пальцы, вцепившиеся в гладкий, как зеркало, лед. Но вот и они скрываются в проруби. Старшина 1-й статьи Голенко «стоит на сигнале» — расправляет резиновый шланг и сигнальный конец. Мичман Виктор Юркевич сидит с наушниками на голове и микрофоном у рта. Оба озябшие, посиневшие. Неподалеку от них два матроса крутят рукоятки воздушной помпы.

Водолаз докладывает, что у правого гребного винта одной лопасти нет вовсе, а две другие сильно погнуты, обломано ограждение кормовых горизонтальных рулей. Юркевич велит ему перейти на левый борт. Голенко начинает заносить туда шланг и вдруг кричит:

— Полундра, мичман!

— Не ори! — утихомиривает его мичман. — Водолаза напугаешь…

А сам уже говорит в микрофон как можно спокойнее:

— Пискунов, выходи. Выходи, говорю. — Но спокойствия хватает ненадолго, и мичман повышает голос: — Говорят тебе, бросай все! Да нет, тебя никто не тянет. Это шланг льдина зацепила. Давай скорее наверх. Но осторожнее: следи за льдом!