Владимир Дуров - О сильных мира того

— Позвольте, — перебиваю я расходившагося купца, — я этого сделать никак не могу.

— Как? Почему? Ведь мы можем вас ублаготворить, — и он шлепнул пятерней по оттопыренному бумажником боковому карману.

— А говорят покупатели, что огаревскую собаку выучил арестантов грызть в участке.

— Говорят, что — кур доят, — передразнил я его манеру говорить.

И я выпроводил «его степенство» за двери.

Но вот дело дошло и до самого князя.

Княжеский камердинер посетил мою убогую квартиру и частным образом, не через полицию, как это у них было принято, передал желание генерал-губернатора видеть меня у себя в два часа дня.

Я отправился по приглашению.

Вход в маленькую приемную князя был с Чернышевского переулка через канцелярию.

Незадолго перед тем князь был в цирке у меня на бенефисе и, сидя в царской ложе, апплодировал мне за работу моего Бишки.

В приемной меня встретили чиновники; они вежливо предложили мне сесть и немного подождать.

Здесь я был один и зевал, рассматривая картины.

Один из чиновников первый заговорил со мной. Расспрашивая меня о цирке и о программе, он начал намекать, и довольно прозрачно, чтобы я его познакомил с нашей воздушной гимнасткой, красавицей Делаплатой…

Я обещал исполнить его желание при первом удобном случае.

Он был очень доволен. Мое обещание разом развязало ему язык и он мне сказал:

— Если вы хотите иметь выгодное дело с князем, то для этого необходимо поступать так, как я вас научу: я представлю вас правой руке князя, главному чиновнику Викторову, которому, что бы вы ни получили от князя, должны отдать половину. Если вам князь будет что-нибудь говорить или обещать без Викторова, знайте: это ничего не значит. Без Викторова у нас ничего не сделаешь, и если вы с ним не сговорились, вам не видать в следующий раз князя как своих ушей.

Я слушал, изумляясь и возмущаясь в душе, но не показывал чиновнику моих чувств.

В скором времени появился и Викторов, во фраке, со светлыми пуговицами, с портфелем под мышкой.

Впоследствии, когда я познакомился с окружающими князя людьми, я знал, какую большую роль играет в канцелярии губернатора Викторов, как он умеет ловко вертеть сиятельной особой.

Известны были многие, кажущиеся теперь легендарными, проделки фаворита.

Нужны князю для его благотворительных целей деньги. Крупная сумма. А Викторов уже тут как тут.

Подпишите ваше сиятельство эту бумажку.

Губернатор читает распоряжение о перемещении нескольких лесных складов с Краснопрудной улицы в другое, назначенное для этой цели, место.

Позвольте, но этого я вовсе не хочу…

Викторов улыбается:

— Будьте покойны, ваше сиятельство, все останется на своих местах. Тогда князь доверчиво подписывает.

Купцы, хозяева лесных складов, в страшной тревоге… Им приходится раскашеливаться…

Викторов собирает с купцов деньги, оставляет себе процент и вручает нужную сумму князю.

Тогда князь подписывает другую бумажку.

— Нахожу нужным распоряжение за таким-то номером — отменить. И все остается на своих местах.

Наконец, и я перед очами «сиятельства». Губернатор расспрашивает о моем методе дрессировки и, как любитель собак, которых у него в доме очень много, на пробу дает мне первый раз дрессировать собаку сенбернар — Барри, портрет которой красуется у него в приемной.

Сиятельное желание таково: когда собака услышит звук курка она должна броситься на человека, хватать его за горло и класть на землю.

Старому, дряхлому губернатору это было нужно якобы для поездки в вагоне, как защита от нападения.

Кому была охота покушаться на это тело?

Я согласился с горечью. Из хорошей доброй собаки я должен был сознательно делать злую.

Но ничего не поделаешь: тяжелые денежные обстоятельства заставили меня работать.

Началась дрессировка Барри.

Для того, чтобы выучить собаку тому, что мне было заказано князем, я должен был применить после обыкновенной начальной дрессировки следующий прием: я наскоро сколотил из реек скелет чучелы и одел его в одну из моих старых пиджачных пар. Рваные сапоги и шляпа дополняли иллюзию. В соседней комнате за закрытыми дверьми, на стульях стояли два служащих, они держали за деревянные руки чучело.

Я взводил курок пистолета, двери распахивались и в них появлялось чучело-кукла. Барри моментально, сначала при наускивании, потом и без него, бросался на это чучело, рвал его и, когда оно падало на землю, рыча стоял над ним, пока я не отзывал его.