Казакевич хотел прочесть повесть Данину, ведь тот был литературным критиком. Повесть называлась «Зеленые призраки», и Казакевич надеялся пристроить ее через знакомого в журнал «Пограничник». Он рассчитывал также, что жена Данина, Софья Разумовская, служившая литературным редактором в журнале «Знамя», поможет ему «дотянуть» текст до необходимого уровня. Ведь это было его первое произведение на русском языке. Поехали к Данину. Нанеся запланированный «удар» и отставив рюмки в сторону, друзья приступили, Казакевич — к чтению, Данин — к слушанию. Казакевич несколько стеснялся своего детища и хотел прочесть текст одному Данину. Разумовская ушла работать в соседнюю комнату, точнее клетушку. Однако за тонкой перегородкой все было слышно, и вскоре Разумовская вошла и тихо села за спиной Казакевича. Изумленный Данин, по его словам, боялся зажечь папиросу. А Разумовская, когда чтение закончилось, вынесла вердикт: «Какие вы оба дураки! Какая приключенческая повесть! Это будет напечатано в „Знамени“». Это была «Звезда». Новое название, по его словам, предложил Данин. «Дотягивать» текст не потребовалось. В русскую литературу пришел мастер.
Сюжет прост: группа разведчиков отправляется в тыл к противнику, добывает важную информацию о его намерениях и дислокации. На обратном пути разведчики сталкиваются с противником и в неравном бою погибают, успев передать добытые сведения командованию. Позывной группы — «Звезда», отсюда и название повести. В основу сюжета положена реальная история о том, как разведчики добыли сведения, способствовавшие овладению Ковелем. Казакевич, начальник разведки дивизии, отправил группу разведчиков в тыл врага, то есть «обеспечил разведкой состояние противника» и в результате «своевременно разгадал замыслы противника». Именно за это он был награжден орденом. В реальности группа разведчиков во главе с Николаем Ткаченко благополучно вернулась в расположение своих. Но литература, как известно, — не воспроизведение реальности, а ее преображение.
Разумовская отнесла повесть в журнал. Ее прочел главный редактор Всеволод Вишневский, в четыре утра позвонил тогдашнему главе советских писателей Николаю Тихонову и заявил, что произошло литературное событие. История необычная: ведь эстетические воззрения Вишневского и Казакевича были, мягко говоря, не близки. Вишневский, дворянин по происхождению, революционный матрос, а затем боец 1‐й Конной армии в эпоху Гражданской войны, был литературным погромщиком со стажем: травил Михаила Булгакова (Булгаков вывел его в «Мастере и Маргарите» под именем Мстислава Лавровича) и Михаила Зощенко, громил конкурентов на ниве «пролетарской литературы» — Леопольда Авербаха и Владимира Киршона. Однако вкус у литературного разбойничка был. Именно он дал путевку в свет повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», а потом еще и включил ее в список на Сталинскую премию. Сумел сразу оценить и «Звезду».
«Звезда» сразу пошла в печать и была опубликована в первом номере «Знамени» за 1947 год. Повесть имела небывалый, оглушительный успех. В 1948 году Казакевичу была присуждена за нее Сталинская премия 2‐й степени. Премии 1‐й степени получили авторы трех толстых романов, большей или меньшей степени бездарности (это относится и к Илье Эренбургу как романисту; вряд ли бы кто-нибудь о нем вспомнил, если бы он остался в истории литературы только как автор «Бури»). Это же, впрочем, относилось и к большинству лауреатов премии 2‐й степени. Одним из лауреатов премии 1‐й степени был бездарный писатель Михаил Бубеннов, весьма активный антисемит, принявший самое деятельное участие в борьбе с «безродными космополитами». Среди прочего он написал Сталину письмо с доносом на роман Василия Гроссмана «За правое дело». Не могу не привести эпиграмму Казакевича (написанную при некотором участии Александра Твардовского) в связи с пьяной дракой двух известных антисемитов, Бубеннова и драматурга Анатолия Сурова, не менее активного борца с «космополитами». Тексты своих наиболее известных пьес Суров присвоил, использовав тяжелое положение их подлинных авторов — «космополитов».
Суровый Суров не любил евреев,
Он к ним враждой старинною пылал,
За что его не жаловал Фадеев
И А. Сурков не очень одобрял.
Когда же Суров, мрак души развеяв,
На них кидаться чуть поменьше стал,
М. Бубеннов, насилие содеяв,
Его старинной мебелью долбал.
Певец березы в жопу драматурга
С ужасной злобой, словно в Эренбурга,
Столовое вонзает серебро.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу