Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

– Послушайте, это девушка высшего разряда, не скупитесь, – сказал переводчик.

Это был последний довод, и я согласился.

После того как все было обговорено, я прошел мимо нее по лестнице, ведущей в бельэтаж. Девушка улыбнулась.

– Ce soir! [6] – До вечера! – улыбнулся я в ответ.

– Enchantée, monsieur! [7] – Приятно познакомиться, месье!

Наш номер шел в первом отделении, и мы договорились, что встретимся во время антракта.

– Наймите коляску, чтобы не терять времени зря, а я приведу девушку, – сказал мне переводчик.

– Не терять времени зря?

И вот мы ехали по Итальянскому бульвару, вечерние огни и тени ласкали ее лицо и белоснежную кожу изящной шеи, и выглядела она умопомрачительно. Настало время воспользоваться шпаргалкой.

– Je vous adore, – начал я.

Девушка засмеялась, показав ровные белые зубы.

– А вы хорошо говорите по-французски!

– Je vous ai aimee la premiere fois que je vois ai vue, – эмоционально продолжил я.

Она снова засмеялась и немного поправила меня, объяснив, что лучше говорить «тебя», а не «вас». Подумала еще о чем-то и снова рассмеялась. Потом посмотрела на часы и обнаружила, что они остановились. Знаками она показала, что хочет узнать который час, добавив, что у нее назначена важная встреча на 12 часов.

– Но только не сегодня, – со значением сказал я.

– Qui, ce soir [8] – Да, вечером! .

– Но ведь ты уже занята на сегодня, toute la nuit [9] На всю ночь. !

Она вдруг посмотрела на меня с удивлением.

– Oh, non, non, non! Pas toute la nuit! [10] – О, нет, нет, нет! Не всю ночь!

Далее наш разговор превратился в откровенную торговлю.

– Vingt francs pour le moment? [11] – Двадцать франков за минуту?

– C’est ca! [12] – И не меньше! -требовательно заявила она.

– Прошу прощения, я, пожалуй, остановлю коляску.

Заплатив извозчику, я попросил отвезти ее назад, к театру, а сам вышел, чувствуя себя обманутым и разочарованным.

Наше шоу пользовалось огромным успехом, и мы могли бы играть в «Фоли-Бержер» еще хоть десять недель, если не больше, но у мистера Карно были другие планы. В то время я получал уже шесть фунтов в неделю, но тратил все до последнего пенни. Со мной познакомился двоюродный брат Сидни – не знаю, кем он приходился мне. Этот наш родственник был богат, принадлежал к так называемому высшему классу и во время своего пребывания в Париже составил мне очень веселую компанию. Он был помешан на театре и даже сбрил усы, чтобы проходить за кулисы в качестве члена нашей труппы. К моему сожалению, ему вскоре пришлось вернуться в Англию, где богатенькие родственники быстро объяснили ему, кто он такой и где его место, а потом отправили в Южную Америку.

Еще до отъезда в Париж я узнал, что Хетти с ее труппой тоже выступала в «Фоли-Бержер», и надеялся на встречу. В первый же вечер я отправился за кулисы наводить справки, но одна из танцовщиц сказала, что труппа отправилась на гастроли в Москву еще неделю назад. Когда я разговаривал с девушкой, сверху с лестницы раздался сердитый голос:

– Немедленно поднимись ко мне! Как тебе не стыдно разговаривать с незнакомцами?

Это была мать девушки. Я попытался объяснить ей, что всего лишь хотел спросить о своей знакомой, но суровая мамаша проигнорировала меня.

– Никогда больше не разговаривай с этим типом! Немедленно поднимись наверх!

Я был обижен ее откровенной неприветливостью, но немного позже мне удалось познакомиться с этой женщиной поближе. Она и две ее дочки жили в том же отеле, что и я. Дочки были танцовщицами балетной труппы «Фоли-Бержер». Младшая – симпатичная и талантливая тринадцатилетняя девушка – была примой труппы, а вот старшая, которой было пятнадцать, не отличалась ни талантом, ни привлекательностью. Их мать была француженкой, полной женщиной около сорока лет, вышедшей замуж за шотландца, который жил в Англии.

После нашего первого выступления в «Фоли-Бержер» она подошла ко мне и извинилась, что была со мной столь бесцеремонна. Это послужило началом наших дружеских отношений. Она постоянно приглашала меня к себе на чай, который подавала в своей спальне.

Оглядываясь назад, я часто думаю, каким же удивительно невинным и наивным я был в то время! Однажды вечером, когда девочек не было в номере и мы с их матерью сидели вдвоем, я вдруг заметил, как изменилось ее поведение, как задрожали руки, когда она наливала чай. Я рассказывал о своих надеждах и мечтах, привязанностях и разочарованиях, и мадам сильно растрогалась, а когда я поднялся, чтобы поставить чашку на стол, она вдруг быстро подошла ко мне.