Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

– Чарли, в чем дело?

– Я не привык, чтобы на меня кричали, особенно когда я в гостях. Поэтому я уезжаю, я… – мой голос сорвался, и я не смог закончить фразу.

У. Р. на секунду задумался, а потом начал мерить шагами пол.

– Ну что же, давай об этом поговорим, – сказал он таким же дрожащим, как и у меня, голосом.

Я пошел за ним в холл, где была ниша, в которой стоял небольшой двухместный антикварный диван Чиппендейла [89] Крупнейший мастер английского мебельного искусства эпохи рококо и раннего классицизма (прим. ред.). . Херст был мужчиной под два метра ростом и довольно плотным. Он уселся на диван и жестом предложил мне присесть на оставшееся место.

– Садись, Чарли, и давай поговорим.

Я с трудом втиснулся рядом. Не говоря ни слова, он протянул мне руку, и я, не в состоянии пошевелиться, все же сумел ее пожать. Затем он пустился в объяснения, причем его голос все еще дрожал.

– Понимаешь, Чарли, я просто не хочу, чтобы Марион играла в этом фильме, а она очень уважительно относится к твоему мнению. А тут ты как раз сказал, что сценарий тебе понравился. Вот почему я был немного груб с тобой.

Я тут же растаял, почувствовал себя виноватым и стал говорить, что это все моя вина. Наконец, еще раз пожав друг другу руки, мы попытались встать с диванчика, но эта антикварная штука никак не хотела нас отпускать и только угрожающе скрипела. После нескольких попыток нам все же удалось освободиться, не развалив этот драгоценный элемент интерьера.

Как потом выяснилось, оставив меня, Марион немедленно подошла к Херсту, назвала его грубияном и сказала, что он должен извиниться. Марион знала, когда ей можно что-то сказать, а когда лучше промолчать.

– Когда он зол, этот шторм может превратиться в ураг-г-ган, который сметет все на своем пути.

Марион была веселой и обаятельной женщиной, и когда У. Р. уезжал в Нью-Йорк по делам, она собирала своих друзей в доме на Беверли-Хиллз (до того, как на берегу была построена вилла), и мы устраивали вечеринки, играли в шарады до самого утра. Иногда всех к себе приглашал Рудольф Валентино [90] Американский киноактер итальянского происхождения, секс-символ эпохи немого кино (прим. ред.). , а иногда и я. Временами мы нанимали автобус, закупали продукты, приглашали пианиста и компанией от десяти до двадцати человек отправлялись на Малибу-Бич, где жгли костры, устраивали полночные пикники и ловили рыбу.

Иногда к нам присоединялась Луэлла Парсонс, колумнист Херста, в сопровождении Гарри Крокера, который чуть позже стал одним из моих заместителей режиссера. После таких поездок мы возвращались по домам в четыре или в пять утра. Марион как-то сказала Луэлле: «Если У. Р. узнает об этом, то кто-то из нас двоих потеряет работу, и эт-т-тим человеком точно не буду я».

Во время одного из наших веселых обедов в доме Марион ей позвонил У. Р. из Нью-Йорка. Марион была в ярости, когда вернулась к друзьям:

– Подумайте только, У. Р. следил за мной!

По телефону Херст прочитал Марион отчет детективов с подробным описанием того, чем она занималась с момента его отъезда. В отчете указывалось, что она покинула объект «А» в четыре утра, а объект «Б» – в пять часов утра, и так далее. Позже Марион сказала мне, что Херст намерен немедленно вернуться в Лос-Анджелес, выяснить все окончательно и расстаться с ней. Понятно, что Марион была ни в чем не виновата, она просто проводила время среди друзей. Отчет детективов сообщал о действительных фактах, но создавал совершенно ошибочное восприятие событий. Тем временем уже из Канзас-Сити У. Р. прислал телеграмму следующего содержания: «Я раздумал и не вернусь в Калифорнию, я не могу теперь видеть места, где я был когда-то так счастлив. Возвращаюсь в Нью-Йорк». Но вскоре Марион получила еще одну телеграмму, в которой Херст сообщал, что возвращается в Лос-Анджелес.

Для всех участников вечеринок наступил весьма напряженный момент. Однако Марион умела найти подход к Херсту, и размолвка закончилась грандиозным банкетом в честь возвращения У. Р. в Беверли-Хиллз. Марион построила временный павильон для ста шестидесяти гостей. Всего за два дня его возвели, украсили, электрифицировали и пристроили к нему танцевальную площадку. Марион нужно было всего лишь потереть волшебную лампу Аладдина, чтобы все было сделано в одно мгновение. В этот вечер Марион появилась с новым изумрудным перстнем стоимостью 75 000 долларов – подарком от У. Р., и никто «не потерял работ-т-ту».