Андре Моруа - Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Аннабелла в свою очередь сообщала об этом великом событии всем своим близким. Папа и мама с пафосом, но и с некоторым беспокойством говорили о высоких талантах своего будущего зятя и с нетерпением ждали его в Сихэм, чтобы познакомиться и составить о нем свое мнение. Дочь их писала своей подруге: «Не в светском обществе можно понять истинный характер лорда Байрона: спросите у тех, кто жил около него, — у несчастных, которых он утешал, у бедняков, которых он облагодетельствовал, у слуг, для которых он лучший из хозяев. Что же касается его мрачного настроения, боюсь, что это я была тому причиной последние два года». В её абсолютном неведении характера и жизни своего жениха было что-то трогательное. Байрон оказался удивительным диагностом, сказав о ней: «Ее уверенность в собственной непогрешимости приведет когда-нибудь к замечательной ошибке…» В один из первых дней своей помолвки она писала: «При зрелом обсуждении я выбрала для себя наиболее подходящего спутника, способного поддержать меня на пути к вечности». Увы, это так естественно для молодых девушек, не ведающих еще страсти, принимать свои желания за действительность.

Переписка между Лондоном и Сихэмом продолжалась. Байрон старался успокоить мисс Милбенк в отношении своих религиозных чувств, говоря ей, что хотя он неверующий, но с радостью готов принять все те доводы в пользу религии, которые ей угодно будет ему привести; Аннабелла ответила, что с этим не торопится, что все это придет само собой, если он её любит. «Мне было немножко неприятно, когда я недавно услышала, как кто-то говорил, что я хочу вас обратить до свадьбы». Она, как все люди, была недовольна тем, что приписывала ей молва. Знала, и очень хорошо знала, что она вовсе не из прозелитизма любит своего жениха. Знала, что она женщина, и очень женщина, и что влюблена в это прекрасное лицо. Почему все считают её холодной? Она перечитывала письма, в которых Байрон говорил ей о том, как зарождалось у него чувство.

Байрон — мисс Милбенк: «Вы, может быть, не помните тот день, когда мы с вами первый раз встретились… Я не знал вашего имени, и в гостиной было много народу. Я сам был почти чужой всем, чувствовал себя неловко и смущенно… Вы мне казались самой замечательной из всех женщин. В ваших манерах была какая-то простота, которая, хотя вы и очень мало разговаривали, сразу заставила почувствовать в вас человека, в котором нет ничего вульгарного. Вы говорите, что будете «вдохновляться мною» — я мог бы желать этого, если бы считал вас ниже себя, но этого нет! Я не хочу сказать, что буду искать в вас поддержки, которую должен вам дать я… но хочу сказать, что вы должны быть не только моей любовью, но моей советчицей и моим цензором, если это будет необходимо».

Мисс Милбенк — Байрону: «Я сохранила неизгладимое воспоминание о каждой из наших встреч, — и об этом первом утре, когда наши впечатления так удивительно совпали. С вами, и только с вами, я тогда почувствовала себя дома. Я не могу найти другого слова. Я не чувствовала себя ни испуганной, ни удивленной, как другие, напротив, могла сказать вам все свои мысли, а может быть, и ваши… Потом был еще ужин, когда вы сидели между мной и леди Мельбурн, но вы разговаривали только с ней; я слышала, как вы сказали: «Нет, слава Богу, у меня нет ни одного друга в этом мире». Вы не знаете, какое огорчение причинили в эту минуту другу, который сидел рядом с вами. От этих горьких слов я вся поледенела.

Вернувшись домой, одна в своей комнате я плакала, вспоминая их, и молилась, чтобы вам дано было найти утешение у друга на земле, так же как и у друга небесного».

Байрона должно было тронуть это письмо, милое и искреннее. Может быть, он и был тронут на мгновение, но перед отъездом из Ньюстеда в Лондон он вырезал на одном из деревьев в парке тесно переплетающиеся инициалы двух имен — своего и Августы.

Итак, он гордился своей победой, но все еще не мог решиться поехать в Сихэм. Предлогом служил Хэнсон, недоверчивый законник, который требовал предварительного контракта по всей форме. Хотя Байрон увязал в долгах, он был против брака по расчету. Конечно, было очень приятно прибавить кое-какой доход к своему, которого не хватало, но условия, предложенные им, были весьма великодушны. Сэр Ральф Милбенк, когда-то очень богатый, ухлопал много денег на свои выборы; он давал в приданое за дочерью тысячу фунтов ренты, из которых триста предназначались леди Байрон на мелкие расходы, а семьсот — лорду Байрону в пожизненное пользование. В будущем Аннабелла должна была получить в наследство от лорда Уэнтворта семь или восемь тысяч дохода, которые по закону должны были быть поделены между нею и Байроном. Но Байрон в свою очередь приносил жене капитал в шестьдесят тысяч фунтов из стоимости Ньюстеда, что равнялось двум тысячам годового дохода.