«Ваша Аннабелла загадка, — писала герцогиня Девонширская своему сыну, влюбленному в Аннабеллу, — любящая, нелюбящая, великодушная и в то же время боится бедноты; её не поймешь. Я надеюсь, что вы не страдаете из-за нее; это какая-то ледышка…» Она была далеко не ледышка. У нее, как и у Байрона, были в детстве романтические привязанности. В своих детских мечтах, которые она очень рано стала заносить в дневник (любила писать), воображала себя героиней всех самоотверженных исторических подвигов. Защищала Фермопилы и ухаживала за прокаженными. Позднее старалась верой победить свою строптивость. Ей казалось, что достигла этого.
«Лорд Байрон, — продолжала герцогиня, — немножко ухаживает за ней; но ни она, кажется, не восхищается им, разве только как поэтом, ни он ею, разве только как невестой».
Восхищалась ли она только поэтом? В этом можно было усомниться. С грустью слушая рассказы о скандальных похождениях своей кузины с лордом Байроном, она думала, «что он искренно раскаивается в совершенном им зле, хотя у него и не хватает силы (во всяком случае, без чьей-нибудь поддержки) заставить себя жить и чувствовать иначе». «Падший ангел», — так он говорил о себе; она серьезно соглашалась с этим и думала, что, может быть, от нее-то, столь искренно верующей, и могла бы прийти помощь, в которой так нуждался для своего спасения этот прекрасный ангел. Он держал себя с нею очень просто и был «совсем славный мальчик». Однако она заметила, что он немножко кокетничает и что с женщинами он держит себя совсем иначе, чем с мужчинами.
Анна Изабелла Милбенк интересовалась лордом Байроном гораздо больше, чем это было нужно для спасения его души, по крайней мере в этом мире.
* * *
Август 1812 года. Поведение Каролины Лэм, все такое же экстравагантное, становилось невыносимым. Однажды утром леди Бессбороу явилась к своей дочери, умоляя её уехать с ней в Ирландию; Вильям приедет к ним, и всей этой истории будет положен конец. В то время как она была там, явился лорд Мельбурн и начал строго выговаривать Каролине. Она пришла в ярость и отвечала так дерзко, что испуганная леди Бессбороу побежала вниз позвать леди Мельбурн. Когда они обе вернулись, леди Каролины уже не было, она убежала неодетая. Лорд Мельбурн рассказал, что она угрожала ему, будто уйдет жить к своему любовнику, и он ей ответил: «Идите к черту!»
Обе мамаши побежали сейчас же к Байрону и застали его одного, в не меньшем удивлении, чем они сами. Этот визит двух великосветских дам показался ему очень забавным. Год назад они о нем не знали; теперь были вынуждены просить его вмешательства, чтобы заставить вернуться к мужу — одна свою дочь, другая невестку. Удивительный реванш. Заплатив щедро кучеру Лэмов, Байрон узнал адрес, куда Каролина заставила себя отвезти. Он нашел её в доме некоего доктора из Кенсингтона и чуть не силой увез домой к матери, у которой от этих волнений сделалось что-то вроде удара.
Эта история разнеслась по всему Лондону. Сам принц-регент вызвал к себе леди Бессбороу и сказал ей, что он всех их считает ненормальными — обеих матерей и дочку, и что лорд Байрон околдовал всю семью. В частности, он считал совершенно недопустимым это совещание мамаш с любовником: «Ничего подобного я в жизни не слышал. Брать матерей в наперсницы! Что бы вы подумали, если бы я когда-то выбрал в наперсницы леди Спенсер (мать леди Бессбороу)?» Леди Бессбороу это показалось так забавно, что она, несмотря на всю серьезность темы, не могла удержаться от смеха.
Мать, свекровь, любовник, муж — все теперь умоляли Каролину покинуть Лондон. Байрон говорил, что она своим упрямством показывает свой безвольный эгоизм. Она не соглашалась, несмотря на то, что Байрон отказался бывать у нее; здесь, по крайней мере, она могла видеть его хотя бы случайно где-нибудь в гостиной и на другой день писать ему, как он прекрасен:
«Как вы бледны, это красота смерти или белой мраморной статуи, — бледность, с которой ваши брови и волосы составляют такой контраст! Когда я смотрю на вас, мне всегда хочется плакать; если бы какой-нибудь художник мог бы запечатлеть для меня ваше лицо таким, каково оно на самом деле, я бы отдала ему все, что у меня есть в мире».
Трогательное письмо, но какое человеческое существо трогается страстью, объектом которой оно является?
Наконец она согласилась уехать с леди Бессбороу. Байрон вздохнул с облегчением. Это была его первая авантюра со светской женщиной; опыт показался ему отвратительным. Любовница, жадно посягавшая на время и мысли, только ожесточила его. Она же, отдавшись чувству с неосторожным, но самоотверженным порывом, вышла из этой истории разбитая, обессиленная. Её двоюродная сестра, которая встретила их, когда мать и дочь приехали в Ирландию, писала:
Читать дальше