Андре Моруа - Дон Жуан, или Жизнь Байрона

В 1786 году гайтские цапли улетели в расположенное против Гайтов владение лорда Хэдцо. «Пусть прилетают, не гоните их, — сказал лорд Хэддо, — за ними последуют земли». На следующий год он купил поместье Гайтов за семнадцать тысяч восемьсот пятьдесят фунтов, которые были переданы на хранение шотландским поверенным, так как на них посягали кредиторы.

Байроны уже год как покинули гайтское поместье, где жить им стало не по средствам. Они некоторое время скитались по Англии, но когда судебные приставы стали слишком назойливы, переплыли Ла-Манш. Шотландская родня миссис Байрон жалела «несчастное погибшее создание». Во Франции её супруг, запросто бывавший у маршала де Бирона, который относился к нему по-родственному, вошел в круг аристократов, стал жить на широкую ногу, играл в азартные игры, держал кокоток и увязал в долгах. Кэтрин Гордон мужественно по-шотландски старалась жить экономно и воспитывала маленькую Августу. В Шантильи, где супруги прожили довольно долго, Августа серьезно захворала, и мачеха ухаживала за ней. «Я еще сейчас с ужасом вспоминаю, — писала она двадцать лет спустя, — эти ночи без сна и мучительные дни, которые я проводила в слезах у твоей кроватки, в то время как ты металась без сознания почти на пороге смерти. Твое выздоровление было, конечно, чудом, но и я, слава Богу, исполнила свой долг». Действительно, ей не в чем было себя упрекать. Она обожала своего «Биррона», так произносила его имя на шотландский лад, крепко напирая на букву «р», любила его красоту, его храбрость, но её страшило будущее. В 1787 году она забеременела. Когда подошло время родов, она пожелала вернуться в Англию. Бабушка Августы с материнской стороны, леди Хольдернесс, предложила взять девочку, которая с тех пор и воспитывалась у родных матери.

В Лондоне миссис Байрон, этот странный отпрыск Стюартов, сняла себе помещение в довольно приличном квартале. Будучи в том состоянии, когда женщине особенно важно заботливое отношение, она чувствовала себя покинутой. Капитан жил в Дувре или в Париже, показывался к ней только тогда, когда ему нужны были деньги, и затем в несколько дней растрачивал суммы, которые ему удавалось выманить у нее, пользуясь её слабостью. Единственный человек, кто принимал в ней участие, был поверенный Джон Хэнсон, которому её рекомендовали абердинские друзья. Его жена нашла для миссис Байрон кормилицу и акушера. Ребенок родился 22 января 1788 года, его назвали Джордж Гордон Байрон, так как завещание требовало, чтобы наследник Гордонов Гайтских носил их имя. Это было все, что досталось ему в наследство.

Вернувшись в Англию, миссис Гордон узнала, что она разорена. Продажа гайтского имения не помогла, у капитана был такой аппетит, что имения ему хватило не больше чем на месяц. Едва только погашали один вексель, сейчас же появлялись новые. Джон Байрон знал, что неисправим.

— Я за себя не отвечаю, — говорил он.

Иногда подумывал уехать в Уэльс. «Но я там наделаю глупостей, начну покупать лошадей, заведу целые табуны». Шотландские поверенные писали своей клиентке строгие письма. Вексель на четыреста фунтов стерлингов за подписью Джона Байрона был предъявлен им парижским поверенным; на той же неделе требовалось послать пятьдесят фунтов миссис Байрон и тридцать фунтов в Дувр мистеру Байрону. Дальше так не могло продолжаться. Из денег, вырученных от продажи гайтского имения, оставалось только две тысячи двести двадцать два фунта стерлингов (из них сто двадцать два фунта гарантии под закладную), остальные три тысячи были вложены в пятипроцентную ренту неприкосновенно на имя миссис Байрон и её сына, и шотландский поверенный поручил своему лондонскому коллеге выплачивать из процентов сто пятьдесят фунтов миссис Байрон небольшими суммами. Узнав это, она в первый же день прислала к нему свою служанку с распиской на сто фунтов. Он отказал. Через несколько часов служанка вернулась с распиской на двадцать пять фунтов и умоляющим письмом.

Кэтрин Гордон, экономная и суровая по отношению к себе, вполне могла бы существовать на сто пятьдесят фунтов в год, но не могла противостоять своему мужу. Когда она узнавала, что за три недели он делал на тысячу триста фунтов долгов, в ней подымалась бешеная ярость Гордонов; она рвала на себе платье, чепец, швыряла посудой в голову служанке, но терялась, стоило ей увидеть своего Байрона. «Миссис Байрон опасается, что она никогда не в состоянии будет отказать в деньгах своему супругу, если он сам явиться просить ее, — писал лондонский поверенный своему шотландскому коллеге. — У него же в буквальном смысле слова нет ни сантима, и она в таком же положении».