Андре Моруа - Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Обручальное кольцо леди Байрон (перстень вдовы-регентши) было слишком велико Аннабелле, и она обвила его черной ниткой, чтобы оно не падало. Когда Байрон заметил это, воскликнул: «Черная нитка!» — и потребовав её снять Через несколько минут Аннабелла, стоя у камина, заложила руки за спину, и кольцо упало в огонь. Байрон удручался этим в течение нескольких часов. У него были настолько странные поверья, что она нередко спрашивала себя: всерьез ли это? А может, оно было только наполовину всерьез, он ведь всегда любил мистификацию. Говорил, например, что он падший ангел, причем это надо было понимать не иносказательно, а буквально. Он говорил Аннабелле, что она была одной из тех женщин, которых, как сказано в Библии, любили небесные изгнанники. Прорицания усматривались даже в том, что ему приходилось читать. Он не забыл Зелуко, много рассказывал о нем Аннабелле. Зелуко кончил тем, что убил своего ребенка. И Байрон повторял:

— Вот так же будет и со мной, и я убью нашего.

Он верил, что непобедимая сила толкает его на зло, и часто повторял:

— Моя судьба — вернуться на Восток, — да, я должен вернуться на Восток, чтобы там умереть.

Моя судьба… Для него будущее было заранее начертано в звездах и приметах. Миссис Вильямс, гадалка, сказала, что он умрет тридцати семи лет от роду. И он верил этому. Леди Байрон, образованная женщина, нередко слушала своего мужа с беспокойным удивлением. Может, это сумасшедший? Или он разыгрывает комедию сумасшествия? Она терялась.

Но это было еще не все. За этим первым слоем столь мрачных тайн Аннабелла начинала угадывать теперь другой, еще более темный. В первое же утро Байрон получил письмо от Августы. Он прочел его Аннабелле вне себя от радости:

— «Дорогое, первое и лучшее из человеческих существ…» Что вы думаете об этом? — спросил он.

Спустя несколько дней после свадьбы он показал в зеркале в Эльнеби, что они немножко похожи друг на друга. Она сказала смеясь:

— Мы точно брат с сестрой.

Он схватил её за руку и воскликнул:

— От кого вы это слышали?

В другой раз без всякого умысла, а может быть, и потому, что бессознательное беспокойство бередило её душу, она заговорила о трагедии Драйдена «Дон Себастьян», темой которой был инцест, и он опять впал в ярость. Казалось, эта тема приводит его в ужас, и все-таки он без конца к ней возвращался. Молодая женщина наивно пыталась его понять, пользуясь своими школьными методами. «Но мой рассудок и мои рассуждения были в значительной мере бесполезны. Нужно было найти неизвестное в задаче, где не было достаточного числа данных для решения». Ей казалось, что он женился не в отместку, как говорил, а для того, чтобы скрыть какое-то ужасное преступление, которое нельзя себе представить. Она спрашивала себя, не было ли у него любовницы, в которой он узнал впоследствии родную дочь своего отца.

Ночью она видела, что его душат кошмары. Он говорил во сне, вставал, расхаживал большими шагами, потрясая пистолетами или кинжалом. Ложился снова и скрежетал зубами. Она опускала голову на его плечо, чтобы он успокоился.

— Вам нужно было бы поискать себе более нежное изголовье, чем мое сердце, — сказал он ей однажды ночью.

Она ответила:

— Я думаю о том, чье разобьется раньше, ваше или мое.

Однажды она спросила осторожно:

— Если вы соблазнили кого-нибудь, расскажите мне. Августа об этом знает?

Он признался, в конце концов, что в его жизни была «ужасная тайна».

— Я расскажу об этом, когда у вас будет ребенок.

Часто ей приходило в голову, что нужно бросить его и бежать, но она любила его и жалела.

А он? Что он думал об этой женщине, такой непохожей на всех тех, которые у него были? Иногда она трогала его, и он говорил, что она хороший аргумент в пользу доказательства бессмертия. «Если что-нибудь могло меня заставить поверить в небо, так это выражение вашего лица в тот момент. Бедная малютка, вы должны были бы выйти замуж за человека получше меня». Он жалел её и в то же время оставался беспощадным. Со времени «Чайльд Гарольда» он стал актером собственной жизни. Никогда еще у него не было более доверчивого слушателя, чем эта молодая женщина, испуганная и серьезная. Если бы у неё хватило здравого смысла, чтобы вовремя улыбнуться, он мгновенно переменил бы роль. Ему в такие моменты нужна была спокойная эпикурейка, вроде леди Оксфорд. Аннабелла теряла его из-за своей серьезности. Он говорил ей об этом: «Я прошу от женщины только смеха, на все остальное — наплевать. Я могу заставить Августу хохотать над чем угодно. Ни с кем я не бываю счастлив, кроме Августы».