Потом мы ездили смотреть «Пять вечеров» в постановке БДТ. Я с радостью отмечал, что мы вполне можем конкурировать, а в чем-то и превосходим ленинградцев просто потому, что пара Лавров – Макарова была старше нас лет на десять, а нам с Ниной было тогда по двадцать три – двадцать четыре.
Запечатлелась большая радость от участия в этом спектакле. Володин задевал человеческие души своей пронзительной лирикой: «Эй, девчонки из нашей школы! Шлю вам свой горячий привет…»
…Саша Володин – он, конечно, был юродивый. Не в том смысле, что детишки копеечку отняли у него. Просто это единственный в моей жизни мужчина, воин, который на протяжении тех сорока лет, что я его знал, всегда извинялся. «Извините, что написал такую плохую пьесу, роль, не то сказал, много выпил… Простите меня, в конце концов, за то, что я появился на свет!» Вот такая была личность. Это его свойство на меня как на актера и человека производило сильнейшее впечатление. А уж какое впечатление его покаяния производили на женщин – думаю, это не сравнимо ни с чем. И он делал это на «раз», то есть это не было никакой дымовой завесой, мимикрией или выдуманным образом, который время от времени надо поддерживать в глазах людей.
Все шло от кристальной чистоты его души. Володин – человек, за всю жизнь, кажется, не взявший ни одной фальшивой ноты. Таких, как он, больше нет!
Однажды Володина награждали в Кремле. Он воспринял награждение удивительно естественно – опять извинялся. Говорил о своих недостатках, о том, что все еще пребывает в прозе жизни, и о том, что собирается прикоснуться к поэтической части оной. Не знаю, ради кого бы еще я встал в пять утра и полетел в Москву с другого края страны, чтобы поспеть на вручение премии, не забыв купить цветы…
Он остается для меня одним из самых достойных людей моей страны. Достойнейших. Никогда не оступавшимся в вопросах человеческой чести. И все это в сочетании с его знаменитым носом. Носом Сирано. И так же, как у Сирано, с пожизненным стоянием на коленях перед женщиной.
Саша был одним из немногих друзей, которых мне хотелось услышать время от времени. Мне доставляло радость просто позвонить ему и напомнить, что я его люблю. Люблю, как русский, – преданно и верно. Вот и все.
…В шестидесятом, когда мы играли «Пять вечеров», «Современник» собственной крыши над головой все еще не имел, и мы часто играли на чужих сценах. Помню странный спектакль в помещении Театра Маяковского. Играли летом, и внезапно проливной дождь пошел прямо на сцену – видимо, рабочие не закрыли люк. Вся установка была выкрашена такой гладкой масляной «романтической» голубой краской. Пролившаяся вода сделала пол еще более скользким, и в результате Лилька Толмачева, бедняга, шлепнулась в лужу, когда вышла…
Мы были молоды, кровь кипела в наших жилах от ощущения довольно раннего успеха, но иногда это кипение оканчивалось следующим, почти анекдотическим образом.
Директору театра «Современник», Ленинградский проспект, дом 32
12-е отделение милиции города Москвы сообщает, что артист Вашего театра КОЗАКОВ Михаил Михайлович, 1934 г. р., будучи в нетрезвом состоянии и находясь на ул. Горького у дома № 14, учинил обоюдную драку с гражданином Горшфелья, при этом выражался нецензурной бранью. На предупреждение работников милиции о прекращении недостойного поведения Козаков не реагировал, за что был доставлен в отделение милиции, где был привлечен к административной ответственности.
Поступок Козакова заслуживает обсуждения среди коллектива по месту его работы.
О результатах просим сообщить в 12-е отделение милиции г. Москвы.
ИО начальника 12-го отделения милиции г. Москвы майор милиции Письменный.
Было и такое. Ни убавить, ни прибавить…
За первые три года работы в «Современнике» я сыграл шестнадцать или восемнадцать ролей – ни в каком другом театре Москвы такое было бы невозможно. А параллельно еще и успевал сниматься в кино: «Дело “пестрых”», «Накануне», «Испытательный срок», «Люди на мосту», «Чистое небо». Затем был «Шумный день». Мне кажется, не будь в моей жизни «Современника», стал бы киноактером, сыграл бы гораздо более важные роли в кино. Однажды, например, я был так загружен в театре, что не смог сняться в «Балладе о солдате». Но к чему говорить о том, чего не случилось…
Кто это сказал, Энгельс, что ли, – жизнь есть способ существования белковых тел. Так вот, наверное, способ существования Табакова-человека есть актерская игра на сцене. Все остальное – потом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу