– Иосиф Виссарионович, они на Севере, во льдах, согревались спиртом, ну и как следствие, втянулись. Практически все – хронические алкоголики.
– Надо помочь нашим героям выздороветь! Надо устроить им в Подмосковье здоровый отдых! Надо построить им дачный посёлок, они заслужили это!
Я перестал копать и смотрел на «Гамлета». Евгений Валерианович, заметив мой пристальный взгляд, улыбнулся своей лучезарной улыбкой.
– Сын? – спросил он у дяди Вани.
– Племянник, – ответил тот, – помогает.
– Молодец, – похвалил меня Самойлов.
– Я вас в «Гамлете» видел, – доложил я.
– Ну и как? Понравился?
– Очень!
– Приходи ещё что-нибудь посмотреть.
– И «Вишнёвый сад» видел.
– Да ты театрал!
– В драмкружок ходит, – вставил дядя.
– Могильщика вот репетирую играть в «Гамлете», – подал я реплику из ямы, всаживая лопату в землю. Евгений Валерианович рассмеялся от души.
Вернулась Ира. Я ей позвонил – хотел увидеть её, но она сказала, что ей нужно готовиться к школе, новую форму купить – короче, отказ. «И поделом тебе, – подумалось, – такой чистой девочки ты не стоишь. Она круглая отличница, а ты – второгодник. И вдобавок предатель…»
Второй раз в восьмой класс… Как ни противно в школу было ходить, здравый смысл подсказывал, что без аттестата зрелости артистом не станешь: в театральный вуз не поступить без него. Начал слушать учителей на уроках и, стиснув зубы, выполнять домашние задания. И запоем читал пьесы и сонеты Шекспира.
В театральной студии Евгения Васильевна сказала, что первый спектакль у нас будет «Робин Гуд» [18] Заяицкий С. Робин Гуд – лесной разбойник: Пьеса в 3 действиях.
. «Почему не Шекспир? – подумал я. – Почему не «Ромео и Джульетта»?» Как легко учить: некоторые сцены, казалось, я запоминал с первого прочтения.
Ромео( после поцелуя ): Вот с губ моих весь грех теперь и снят.
Джульетта: Зато мои впервые им покрылись.
Ромео: Тогда отдайте мне его назад.
Джульетта: Мой друг, где целоваться вы учились? [19] Шекспир У. Ромео и Джульетта. Акт I, сц. V ( перевод Б. Л. Пастернака ).
Шекспир здорово подлечил меня в моём самоедстве и снял значительную часть угрызений совести, ведь его Ромео до Джульетты был влюблён в другую. Увидев Джульетту, он сразу же забыл ту, другую, или не забыл? Если забыл, то, наверное, хорошо. А если не забыл, то получается раздвоение – а это уже не очень хорошо.
В «Робин Гуде» мне досталась роль второго плана. Но я не переживал, для переживаний у меня были другие причины – в основном дела сердечные. И лекарством от сердечных треволнений были шекспировский Ромео и стихи Есенина.
В студии художественного слова Анна Гавриловна на первом же занятии спросила:
– Серёжа, ты ещё не остыл к стихам Есенина?
– Анна Гавриловна, Есенин – он на всю жизнь, как Пушкин.
– Что-нибудь почитаешь?
– Почитаю.
На том занятии была Ира. Я встал на чтецкое место (оно было за старым креслом, и студийцам нравилось читать, опершись о его спинку), мысленно собрался и…
Ты меня не любишь, не жалеешь.
Разве я немного некрасив?
Стало тихо, ребята замерли – все догадывались, для кого я читаю эти стихи. Анна Гавриловна знала это лучше всех. Голос мой звучал тихо, но, мне казалось, что его подхватывает эхо. Строка «только нецелованных не трогай» застряла в горле: из-за сильного волнения случилось несмыкание связок. Я сглотнул слюну, и только со второй попытки произнёс те самые слова. (Это случайное, а может, и неслучайное – из-за присутствия Ирины – несмыкание связок и повтор строчки усилили воздействие фразы, и в дальнейшем я решил пользоваться этим приёмом.) Концовка прозвучала совсем по-взрослому:
Кто сгорел, того не подожжёшь.
Закончив, я сел на своё место. Анна Гавриловна, выдержав паузу, с улыбкой сказала:
– Я думаю, на пионерском слёте хорошо бы почитать такие стихи.
Ребята, восемь девочек и трое мальчишек, прыснули со смеху. Анна Гавриловна стала серьёзной, свой полный иконописного спокойствия лик она обратила ко мне:
– У нас в студии, Серёжа, ты можешь читать такие стихи, несмотря на то что они для взрослой аудитории. Студия – это лаборатория, и отрицательный опыт бывает не менее важен, чем положительный. То, что ты сегодня прочитал, – этот опыт очень интересен. Но поверь, к такой замечательной поэзии надо прийти. Зерно, упавшее в землю, должно прорасти колоском. Колосок должен созреть. Затем – жатва, обмолот, жернова мельницы, мука, замес и только потом булка. Ты, по-моему, хотел читать «Песнь о собаке», про избу, где «пахнет рыхлыми драчёнами» или шедевр «Зелёная причёска», – вздохнув, Анна Гавриловна продолжила: – Я прекрасно помню этого гениального шалопая. Он при жизни обрастал легендами, чего только про него не сочиняли. Он всегда был удивительно элегантный, ухоженный: свежий воротничок со шлейфом очень вкусных духов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу