Лев Николаев - В оккупации. Дневник советского профессора

И вот наряду с подобной травлей ученого, с требованием, чтобы он публично раскаялся и постучал бы лбом об землю, пишется в газетах о том, что нигде на земном шаре ученые не имеют такой свободы творчества, как у нас. А в конституции написано: свобода слова, свобода печати. Какое это издевательство! Какой это цинизм!

31 декабря (утром)

Вчера вечером вернулся из командировки некий гражданин Вайнштейн, аптекарь, занимающий комнату, смежную с моей. Я имею привычку не разговаривать с другими квартирантами. Исключением является д-р Синельников. Поэтому лично с Вайнштейном я не беседовал, но, как экспансивный еврей, он так громко кричал в коридоре у самой моей двери, что мне поневоле пришлось слышать все, о чем он говорил.

Этот аптекарь является чем-то вроде коммивояжера, который разъезжает по всему Союзу и распространяет какие-то фармацевтические продукты. На этот раз он побывал в ряде мелких городишек Курской и Воронежской областей. В этих частях СССР был сильный неурожай, а сейчас – голод. Люди по трое суток стоят в очереди за хлебом, причем качество этого продукта таково, что он лишь в малой степени соответствует своему названию. Вот – действительность. В наших газетах об этом, конечно, ни слова. Вместо этого – бесконечное словоблудие о том, что «жить стало легче, жить стало веселей», «что нигде так радостно и привольно не живется, как в СССР», что в других странах голод, а у нас благодать. Когда Гитлер на Нюренбергском съезде фашистов заявил, что у нас – голод, как наши газеты издевались над этим, сколько карикатур было нарисовано о голоде в Германии! И наряду с этим цинически скрывается, что в самом центре страны целые области лишены хлеба. А ведь это только начало зимы… Ведь будущий урожай – лишь через восемь месяцев!

Голод! Опять голод! Был голод в 1921–1922 гг. Был ужасный голод в 1931–33 гг. И вот опять в 1936–37 гг. страна голодает. Почему? В 1921–22 гг. отвечали: голод объясняется разрухой после гражданской войны. В 1932–33 гг. голод тщательно скрывался и отрицался, но неофициально его объясняли тем, что все средства были брошены на индустриализацию и для оплаты долгов наш хлеб вывозился за бесценок за границу. Но теперь! Теперь, когда страна окрепла, индустриализировалась, когда имеются сотни тысяч тракторов, тысячи комбайнеров. Теперь, когда нет необходимости посылать в таком количестве хлеб за границу! Надо признать, что лишь исключительно неумелое руководство сельским хозяйством может привести к подобным результатам на 20-м году после октябрьской революции! Дело, конечно, не во вредительстве, а в полном неумении руководить страной. Конечно, если голод станет явным, будет «раскрыта» контрреволюционная организация, которую обвинят во всех бедствиях. Расстреляют вновь сорок или пятьдесят совершенно невинных людей, которых предварительно заставят признаться в невероятных преступлениях. Найдутся даже дураки, которые поверят в то, что они голодают, потому что какие-то злодеи задумали напакостить советской власти!

Итак, в стране опять голод. А у нас в Харькове – благодать: в магазинах – много продуктов. В булочных – много прекрасного хлеба. Это делается для того, чтобы была видимость счастливой, привольной жизни. Ведь иностранцы, посещающие СССР, вряд ли будут разъезжать по городам и селам Курской и Воронежской губернии. Но многие из них побывают в Москве, Ленинграде, Харькове и других крупных городах. И вот в этих-то местах создается видимость благодати. Но надолго ли это будет возможно? Ведь 3–4 года тому назад люди голодали и в больших городах. То, что голод в стране, – это ужасно. Но не менее ужасно то, что это скрывается и что об этом нельзя ни писать, ни говорить. Страна задавлена и мрачно молчит…

31 декабря (вечером)

Часа через три наступит новый год. Готов ужин, но настроение духа не праздничное. Я только что прочел последние номера газет и не могу думать ни о чем другом, как о политике. В «Правде» (от 30 декабря) напечатан отчет заседания Академии наук СССР, на котором были исключены академики Чичибабин и Ипатьев. В чем «преступления» этих лиц, «недостойных быть советскими гражданами»? В том, что они уехали за границу, поступили на службу к каким-то промышленным фирмам и отказались вернуться в СССР. Ипатьев указал, что он не может расторгнуть договор с фирмой. Чичибабин заявил, что ему создали за границей прекрасные условия для работы, каких он не имел в СССР, и что поэтому в интересах науки он пока остается за границей. И вот за это оба исключены из Академии и, по-видимому, будут лишены советского гражданства. Выходит, что все граждане в СССР, и старые, и молодые, являются на положении мобилизованных. Они не имеют права жить за границей без разрешения советской власти, обязаны по первому же зову вернуться обратно на родину. До этого не додумалось пока ни одно буржуазное правительство. Это не пришло в голову и царским министрам времен Николая II.