Коллектив авторов Филология - Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

Надев мокрые мундирчики и фуражки, мы поспешили выйти на воздух, где нас сразу ослепило ярким светом. Небо было голубое, чистое и такое глубокое, что трудно было поверить, чтобы между ним и землею могли ходить тяжелые, мрачные тучи вроде вчерашних. Пирамидальный тополь, два или три вишневых деревца и бурьян, росший во дворе, еще не обсохли и блестели золотом. В воздухе было тихо. В небе заливался жаворонок, и ему вторила коротеньким нежным писком какая-то птичка на тополе. Природа точно помолодела. Все дышало какой-то особенной, невыразимой прелестью, и мы с Антошей тоже дышали полной грудью и чувствовали, как в нас с каждым вдыханием вливается что-то свежее, здоровое, приятное, живительное и укрепляющее. Хорошо! Ах, как хорошо!

Мы побежали к колодцу и стали умываться, брызгаясь, шаля и обливая друг другу голову прямо из ведра. А таскать воду из колодца — какое наслаждение! Дома нам, наверное, запретили бы это удовольствие, и мать в испуге, наверное, закричала бы:

— Нельзя! нельзя! Упадете в колодец! утонете!

А тут свобода! Делай что хочешь… Полотенца у нас не было, и мы, глядя друг другу на мокрые лица и головы, весело рассмеялись. Сзади нас тоже послышался смех. Мы оглянулись. На завалинке, вытянув ноги и заложив руки в карманы, сидел машинист. Вся его фигура выражала благодушие.

— Вот теперь и утирайтесь, чем хотите, — заговорил он. — Это не у папаши с мамашей. Ага! Попались! Ничего, обсохнете.

Мы, мокрые, сели рядом с ним, и нам было очень весело: все это было так забавно и непохоже на городскую жизнь.

— Жаркий денек будет нынче после вчерашней грозы, — проговорил машинист, подбирая ноги. — А и гроза же была, чтоб ей пусто было! Я уже думал, что тут мне и капут, накажи меня Господь… Скоро можно и ехать по утреннему холодку. Как только Ефимка проснется, так и запрягать. Вы не знаете, дети, где Ефимка спит? По правде сказать, я вчера от грозы был того. Не помню, накажи меня Бог, где приткнулся и как заснул… Теперь, слава Богу, выпил шкалик и поправился… Вы только дедушке с бабушкой не рассказывайте. Дедушка хоть и хороший человек, а ябеда… Ну, Господи благослови!

Он вытащил из кармана новый шкалик, выпил его и стал еще веселее. Откуда-то, из какого-то сарая выполз Ефим с сеном в волосах и на одежде и стал, зевая и потягиваясь, глядеть на солнце.

— Вот и ты! — обрадовался ему, как родному, машинист. — Снаряжайся да и запрягай: поедем по холодку…

Вскоре мы выехали. От предложенного евреем самовара машинист и Ефим отказались, а еврейка, заметив наши по этому поводу кислые мины, сунула нам с братом в руки по два бублика.

В воздухе было прохладно и удивительно тихо, а солнце, не успевшее еще накалить землю и воздух, разливало вокруг кроткую негу и ласкающую теплынь.

Наши путники, по-видимому, были проникнуты прелестью утра. К штофу прикладывались реже, и, подъехав к ближайшей слободе, машинист даже выразил желание напиться чаю. Остановились у крайней хаты, из трубы которой поднимался к небу дымок. На наше счастье, у хозяев-хохлов нашелся кипяток, а у машиниста в кармане оказались чай и сахар. Началось чаепитие, сдобренное штофом, из которого было налито по доброй порции хозяину и хозяйке. После такого угощения хозяйское гостеприимство развернулось во всю ширь: на столе появились деревенские сдобные бублики, книши, пампушки, яйца и молоко. Мы с Антошей блаженствовали и уписывали за обе щеки.

Беседа машиниста и Ефима с хозяевами приняла самый дружеский характер и затянулась. Вскоре Ефим побежал куда-то с пустым штофом и через пять минут воротился с полным. Стало ясно, что теперь мы опять тронемся в путь не особенно скоро. Хмельной разговор опьяневших старших не интересовал нас, подростков, нисколько, и мы вышли из хаты, где уже становилось душно, в садик. Здесь было хорошо, тенисто и прохладно.

— Вы далеко не уходите, дети, скоро поедем, — крикнул нам вслед машинист, и затем до нас донеслось: — Это такие дети, такие дети, что… Ихний батько богатый человек…

В садике мы пробыли недолго. Прежде всего мы начали разбойничать и набили себе рты и карманы незрелыми сливами и вишнями, а затем нас потянуло куда-нибудь вдаль. Мы пошли в противоположный конец садика и очутились в огороде, в котором на грядках зрели помидоры, капуста и фиолетовые баклажаны и нежились на солнце арбузы, дыни и огромные тыквы, а над всем этим царством овощей пестрым ковром раскинулись разноцветные маки. Картина была милая и красивая. Пройдя через этот огород, мы оказались на берегу большой речки. Над нею свешивались густые, зеленые, корявые ивы. По поверхности воды играла мелкая рыбешка.