Иэн Бостридж - «Зимний путь» Шуберта - анатомия одержимости

Лирой освящена могила Джона Китса на Английском кладбище в Риме. И как бы красиво можно было закончить «Зимний путь» песней о лире, как щемяще, как поэтично, как благопристойно! Но здесь не просто лира, вернее, это исключительно заурядная и пошлая «лира»: не лира, а вульгарная, неприличная шарманка, Drehleier (буквально «вращающаяся лира»), обычный инструмент музыкально безграмотного нищего, нижайший из нижайших.

Шарманка – струнный вариант волынки. Резонатор мог быть скрипичным, гитарным, лютневым, но на струнах не играли ни пальцами, ни смычком. Колесо в середине инструмента, вращаясь и задевая струны, заставляло их вибрировать, само приводимое в движение рычагом с одной стороны инструмента.

Деревянное колесо, посаженное на резину, работает, словно неустанный смычок. Струны – двух типов, открытые, с обеих сторон коробки-резонатора, и мелодические, на которых играют при помощи клавиш, прикрепленных к стержням с выступами, цепляющими на струны при нажатии клавиш. Возможна вся шкала звучаний. Две мелодические струны настроены в унисон, на открытых струнах берутся октавы, если их только две, и дополнительная пятая доля, если струн больше. Эта повторяющаяся пятая на фоне бесцветной мелодии использована в шубертовской песне, в ней имитируется и характерное гудение открытых струн, начинающееся внизу шкалы, когда колесо приходит в движение, – это гудение изобретательно передано Шубертом посредством изящной ноты, звучащей в нижнем регистре в самом начале песни.

Итак, шарманка воспринимается как механизм и при этом обладает дробным звучанием, это идеальный инструмент для выражения отчуждения, одновременно современный и весьма старинный. Ведь звук извлекается при помощи колеса, следовательно, невозможно менять тембр и силу звука, а с этим связано и то, что не требуется большого умения, чтобы играть на шарманке. Звучание может быть постоянным, без перерывов, необходимых, чтобы щипнуть струну или провести по ней смычком, а характер музыки, навязчивый и несколько азиатский, объясняется автоматическим колебанием открытых струн, так что получается мелодия в сопровождении однотонного баса.

Шарманка, еще без открытых струн, впервые появилась в Европе в X веке и называлась органиструм. В искусстве Высокого средневековья люди и ангелы изображаются играющими на таких шарманках. Во время Тридцатилетней войны инструмент потерял престиж и к нему начали относиться как к крестьянскому, часто его изображали в руках у нищих и бродяг. Но также, как волынки стали звучать в фантастических пасторалях для увеселения французского двора, шарманка, или vielle à roue (колесная виола) и изящные варианты этого инструмента появились на «сельских празднествах» художника Ватто. В пасторальной музыке XVIII века мы часто слышим звучание открытых струн «колесной виолы» – например, в «Мессии» и «Ацисе и Галатее» Генделя. Но еще задолго до конца столетия шарманка и волынка ( vielle и musette ) возвращаются в менее значительную сферу, ассоциациями именно с такой сферой и воспользовался Мюллер, высмеивая поэтичную лиру ( Leier ) своим нелепым Leierman ’ом (шарманщиком). Тем не менее, как ни поразительно, «Пасторальная» симфония Бетховена, кумира Шуберта, начинается с деревенской мелодии, исполняемой на открытых струнах.

Старая шарманка, или Drehleier , постепенно замещалась Drehorgel (колёсным органом) в историческом процессе трансформации, вызвавшим путаницу и взаимоналожение понятий в языке. И по-английски старую «колесную виолу» ( hurdy - gurdy ) часто называют шарманкой (street organ, буквально «уличный орган», «органчик». Когда Бертольд Брехт и Курт Вайль в 1928 году воссоздали в «Трехгрошовой опере» «Оперу нищих» [42] Основой для сюжета «Трехгрошовой оперы» послужила «Опера нищих» английского поэта и драматурга Джона Гея ( прим. ред. ). на сцене берлинского театра, они начали её балладой, исполняемой хриплым голосом под аккомпанемент Leierkasten (буквально, «лирный ящик»), и это и был дешевый органчик. Мне нравится думать, что исполнитель той «Баллады о Мэкки-Ноже», которую я сам иногда пою, зловещий двойник шубертовского шарманщика.

«Шарманщик» принадлежит к магическим, архаическим музыкальным произведениям, чей эффект и успех невозможно объяснить рационально. Это, по сути, та самая «ужасная, вульгарная, сбивчивая дрянь», на которую позднее жаловался Мендельсон, но, однако, преображенная в музыку высочайшего качества. Отчасти дело, бесспорно, в антимузыке этой песни, которая звучит в конце семидесятиминутного цикла, основанного на напряженном лирическом высказывании и вокальной декламации. Тут уже почти ничего нет: никакой плоти, одни голые кости. Гармонически бедная, песня состоит в основном из простых повторов. Подобно «бедному театра», идею которого польский театральный режиссёр Ежи Гротовски выдвинул в 1960‐х, «Шарманщик» Шуберта – «бедная музыка». Певцу негде спрятаться в жёстком противостоянии пустоте.