Виктор Максимов - Исповедь старого солдата

В палате лежали «ходячие» раненые, к категории которых определили и меня. Кисть левой руки была все еще с открытой раной: повреждены кости. Но правая кисть пострадала меньше. Был, видимо, сильный ушиб, опухоль спала, но кости целы. С прибытием в госпиталь я мог уже самостоятельно держать правой рукой ложку и, главное, есть.

Утром после подъема и обхода мы получали порцию сливочного масла, сахара и хлеба полбуханки. Качество питания было более-менее терпимым для тех, кто не продавал свои порции, что в госпитале было обычным явлением. Даже играли в карты на деньги.

Время лечит. Состояние мое стабилизировалось. Стал выходить во двор госпиталя и радоваться весне, цветущим деревьям, кустарникам. Кавказ казался мне сказочной страной. На фоне очарования притуплялись события войны. Я ничего не хотел слышать о фронте. Вокруг была жизнь, и она звала, притягивала к себе невиданными, не испытанными доныне силами. Приходило удивительное состояние покоя.

Лежу в палате на удобном месте, мое старое занимает вновь поступивший раненый. Рядом лежит Саша, земляк-сибиряк, он на год старше меня. Саша контужен, у него не открываются глаза и, чтобы посмотреть, он поднимает веки рукой, держит их, чтобы не закрылись. После ряда процедур глаза у него стали открываться.

Как-то просыпаюсь ночью, Саша лежит, в изголовье горит свечка, и он читает. Я на него набрасываюсь:

— Какого..? Чего не спишь, светать начинает…

— Не шуми, нельзя мне спать, усну, а глаза снова закроются, — шепчет он.

— Спал?

— Спал, — со счастливой улыбкой отвечает Саша.

Не очень далеко от госпиталя располагался цирк, и нам с Сашей пришла идея: а не сходить ли туда на вечернее представление. В кальсонах и рубашках, на ногах — задрипанные тапочки, накинув одеяла на плечи, мы через кочегарку вылезли в окно и ступили на тротуар улицы. Прихрамывая правой ногой и опираясь на плечо друга, я смог притопать к цирку.

Выяснилось, что нужно покупать билет, а мы об этом не подумали. И тут для меня открылся новый мир человека по имени Грузин… В фойе уже собралась вокруг нас толпа, которая кипела множеством голосов. Мы могли только понять отдельные фразы:

— Они ошиблись, им баня нужна, а не цирк…

Но потом базар прекратился, когда раздалось:

— Расступитесь, посадите их на первые места, на руках несите…

— Вы не видите, что они в кальсонах? — попытался кто-то возразить.

— Скажи своей маме, какой ты умный, — грузинка прервала разговор и поцеловала меня. Впервые я почувствовал запах чудо-духов, и у меня закружилась голова…

Мы сидим рядом с оркестром и замираем с Сашей от чудес, которые творятся на арене, дыхание часто перехватывает. Мы — в сказочном, волшебном мире…

В перерыве нас атаковали тбилисцы, большие тети угощали даже шоколадом, кто-то вручал деньги, кто-то папиросы, а после представления мы с трудом уговорили и убедили своих благодетелей, что сами дойдем до госпиталя… Я был счастлив, ощутив на себе теплоту, душевность людей, интерес к нам, понимание и сочувствие.

В один из солнечных летних дней, какие бывают, мне думается, только на Кавказе, на фоне зелени и гор, медсестра повела меня после завтрака в какую-то больницу, где меня вновь обследовали, насколько понимал тогда, невропатологи. По возвращении в госпиталь, когда вошел в палату за ложкой, чтобы идти обедать, мне бросилось в глаза, что соседний матрас, на котором спал Саша, свернут и без простыни лежит у изголовья. Изумленно оглядываюсь по сторонам…

— Сашку по-шустрому дернули, наверно, в батальон выздоравливающих. Смотри, на подушке записка, — спокойно сообщил один из раненых. Хватаю с подушки небольшой листок бумаги, карандашом крупными буквами: «Адрес госпиталя знаю, напишу».

Какова дальнейшая судьба моего госпитального друга, земляка Саши Попова, не знаю. Но вспоминаю его боязнь спать, закрыв глаза, наши походы в цирк, и снова возникает чувство землячества, которое роднит людей, особенно на фронте.

Из госпитальной жизни вспоминается подписка на государственный заем, когда пациентам госпиталя предлагалось оплачивать подписку наличными деньгами. Не ставился вопрос — а где их взять солдату? Было неприятное чувство унижения, когда тебя упрекают в отсутствии чувства патриотизма, нежелании помочь фронту. Работу по подписке проводил заместитель начальника госпиталя по политической части в звании капитана.

Время по-хорошему работало на меня: невзирая на тяжелые головные боли, к которым уже даже и привык, здоровье крепло, силы прибывали. В один из дней лечащий врач, женщина-грузинка, в какой уже раз осматривала меня в ординаторской. Я смотрел на молоточек, стоял с закрытыми глазами, вытягивая перед собой руки, пальцем старался попасть в свой нос… правые рука и нога были заметно ослаблены. Подробно врач интересовалась о моих родителях, где и как живут, много вопросов. Неожиданно прозвучал вердикт: