И вот мы с Лин по-дружески обедаем вдвоем – в последний раз, до следующего моего приезда. Сквозь разноцветные вставки в окнах льются солнечные лучи. Ближе ко времени сбора кружка Лин задвигает стеклянные двери, разделяющие ее жилище. Я смогу тихонько уйти через боковую дверь, не помешав собравшимся по ту сторону перегородки. Я обнимаю ее. Мы с Лин прощаемся – до Пасхи, когда я вернусь для продолжения работы. А в ближайшее время созвонимся по скайпу.
Лин уходит готовить гостиную к встрече кружка, а я устраиваюсь за ее письменным столом. Решил сделать копии всех интервью, фотографий и документов, какие у меня скопились. Все это я сохраню у нее в компьютере, так надежнее. И вот я сижу и планомерно переношу файлы. Через некоторое время за окном один за другим проходят участники буддийского кружка – каждый звонит в дверь, и Лин приветствует их и направляет по коридору в гостиную.
Закончив работу, я кладу одну флешку на стол Лин, вторую в карман и третью в чемодан. Я чувствую, что эти собранные воспоминания – самое ценное, что у меня есть. Проверяю, на месте ли билет и паспорт. Пора в путь. Прежде чем уйти, я быстро подхожу к стеклянным дверям, ловлю взгляд Лин и машу ей на прощание. Она сидит в кругу собеседников и отвечает мне улыбкой. Потом, повинуясь минутному порыву, вдруг встает, открывает двери и приглашает меня войти.
А потом говорит своим друзьям:
– Это мой племянник Барт. Он пишет обо мне книгу.
«Без семей нет и историй».
Впервые услышав эти слова почти три года назад, я еще мало знал об истории своей семьи в военную пору и почти ничего – о Лин. Кроме того, тогда я гораздо меньше понимал в своих отношениях с детьми, особенно с Джози, – о ее проблемах мне было тягостно и думать, и говорить. Знакомство с Лин изменило меня. Я стал менее категоричным и более склонным к размышлениям. Впервые я узнал о жизни другого человека начиная с самых ранних ее эпизодов. А еще я узнал самого себя в другом – в своей бабушке. Разумеется, не в ее отваге, но в некоторых ее ошибках.
То, как в январе 2015 года Лин представила меня своим друзьям-буддистам, назвав племянником, красноречиво свидетельствовало: произошло нечто важное. Рана затянулась. Моей заслуги тут нет, Лин излечилась сама. Тем не менее позже оказалось, что наша встреча и впрямь помогла наладить новые семейные связи. Я познакомился с детьми Лин, а она – с моими. Прошлым летом Лин приезжала к нам в Оксфорд и гостила в доме моих родителей, впервые за много лет встретившись с моим отцом.
Теперь мы с Лин часто видимся уже как друзья и делимся новостями. Именно приехав в Оксфорд, Лин впервые призналась моей жене, с которой у них мгновенно зародилась взаимная симпатия, что теперь встречается с одним, кажется, вполне приятным мужчиной. Собственно, знает она его давно, а я даже видел его на фотографии в декабре 2014 года, в самое первое посещение Лин.
Тогда это был лишь один снимок из множества: школьная сценка в Гааге 1939 года – Лин в фартучке и еще одна девочка сидят за школьной партой, а справа от них – два маленьких мальчика в галстуках.
Как я узнал позже, этот снимок двадцатилетняя Лин получила, когда выступала на рождественском представлении в колледже Миддело. После спектакля к сцене подошла одна из зрительниц.
– Кажется, я вас знаю, – сказала дама. – Вы случайно не Линтье де Йонг?
Озадаченная Лин кивнула.
Дама помнила ее по Гааге. Лин училась в начальной школе с ее сыном, Япом.
– У меня до сих пор хранится ваша фотография. Вам с Япом там по пять лет.
Яп ван дер Хам, как выяснилось, теперь учился в этом же колледже, на одном курсе с Лин. Они были знакомы, но не вспомнили, что были одноклассниками и даже дружили. Через несколько дней мать Япа прислала Лин фотографию, указав, что ее сын сидит слева – мальчик с аккуратным боковым пробором, в шортах и длинных полосатых носках.
В ту пору своей жизни Лин не любила задавать вопросы: боялась ворошить прошлое. Тем не менее, хотя они с Япом были из разных компаний, они немного повспоминали общее гаагское детство. Оказалось, что после того снимка они проучились в одном классе еще два года. В 1941 году Лин пришлось перейти в еврейскую школу. Япу едва удалось избежать той же участи: евреем был только его отец. Поэтому в марте 1943-го, когда Лин уже полгода прятали в дордрехтском убежище, Яп жил дома с матерью – отца депортировали в Польшу, откуда тот не вернулся.
Лин сохранила фотоснимок от госпожи ван дер Хам и прибавила его к маленькой коллекции, оставшейся ей от родителей. Однако, если не считать студенческих встреч, близко она с Япом так и не познакомилась. У него уже была подружка, которая вскоре стала его невестой, и, хотя он был добрым и обаятельным, закончив колледж, Лин потеряла его из виду.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу