Франц Запп - Сталинградский пленник 1943–1946

Наступил жаркий июль, солнце садилось поздно, и до одиннадцати часов можно было читать газеты на свежем воздухе. Но летнее тепло имело и оборотную сторону: клопы стали особенно проворны и кусали нас всю ночь, находя любой открытый участок кожи. Особенно неприятны были укусы в подошвы, так как вызывали неукротимый зуд, как и укусы в ладони.

Курсы были закончены, и мы все чаще стали поговаривать о близкой перемене нашей участи. С момента окончания войны прошло больше года. Все время приходили вести о событиях в мире. Мы слышали от русских о плененной англичанами немецкой армии, которую те держали в Шлезвиг-Гольштейне и которая очень беспокоила русских, опасавшихся, что англичане и американцы совместно с этой немецкой армией будут воевать против них. Этот слух тревожил и нас, потому что мы прежде всего думали о возвращении домой.

Однажды, около 20 июля 1946 года, на лугу перед лагерем приземлился маленький военный самолет. Вышло несколько мужчин в военной форме, они направились в лагерь. Нас построили. Один из прибывших вынул из планшета список и начал зачитывать фамилии. Одним приказывали становиться справа, другим — слева от него. Мы сразу сообразили, что отделяют тех, кто поедет домой, и оказались правы. Нашей группе, стоявшей слева, сказали, что нам разрешено ехать домой. Надо быть наготове, нас позовут сменить одежду. Другая группа должна была еще оставаться в лагере. Мы спрашивали, почему? Любопытно, что каждый из нас считал себя виноватым в том, что во время плена при многочисленных регистрациях не говорил правду и, конечно, при следующей регистрации уже не помнил точно, какие данные он сообщал ранее. Русские очень не любили, когда кто-нибудь говорил неправду. Я на себе испытал, как положительно восприняли на допросе НКВД мое открытое признание после попытки к бегству в мае 1943 года. Тут пригодились мне и книги о русской юстиции, которые я читал еще до войны. Поэтому я всегда предпочитал говорить правду, хотя и порой не очень приятную для русских. Но это они уважали. Мы получили чистое белье, чистые словацкие мундиры, обмотки, русскую обувь, немецкую посуду, вафельные полотенца и фуражки военного образца, на которые нашили австрийскую красно-бело-красную эмблему. Так мы в первый раз смогли внешне обозначить себя как австрийцев. Для многих это было необходимо, так как ускоряло процесс подобного осознания Русские тоже делала все, чтобы решить наше национальное чувство, потому что хотели создания австрийского государства. Поэтому Государственный договор о восстановлении независимой Австрии, подписанный в 1955 году, был, несомненно, следствием целенаправленной политики русских.

Раньше я пользовался для еды самодельным медным котелком. С тяжелым сердцем мне пришлось его отдать. Русским он казался недостаточно благообразным, слишком примитивным. А жаль, он был бы таким прекрасным сувениром.

Всю короткую, светлую ночь мы ждали под открытым небом следующего дня, который должен был стать началом нового этапа нашей жизни. Я до сих пор в подробностях помню эту безлунную нежную звездную ночь, было прохладно, и мы лежали вплотную друг к другу, но почти не спали. Мы были слишком возбуждены. Около двух часов уже стало светлеть небо, а когда красное солнце взошло над лесом, мокрые от росы, мы начали собираться в путь. Будь я циником, я бы сказал: «Первая ночка без клопов за долгие годы. Правда, их не было и в ледяном вагоне по дороге в лагерь и в те ночи, когда клопы выгоняли нас на улицу, а меня укусил малярийный комар». Но я был настроен романтически.

После нашего отъезда лагерь закрыли, и помещения вновь передали исправительно-трудовой колонии для несовершеннолетних преступников.

Нам дали завтрак, вскоре мы увидели въезжающие в лагерь тяжелые грузовые машины и определили, что это американские трехосные «студебеккеры». Мы сели в них и начали сорокакилометровый путь, как нам сказали, к железнодорожной станции. Автомобильной дороги не было, и мы ехали прямиком через лес и болота, через валежник и частый кустарник, через обмелевшие речки при сияющем солнечном свете. Мы все время держались за доски скамеек, машина, казалось, вот-вот опрокинется, однако это не умаляло радости возвращения домой. Наконец мы прибыли на станцию Вязники на железнодорожной линии Горький — Москва.

Мы погрузились в закрытые товарные вагоны, в которые уже было заботливо уложено сено, и началась поездка в сторону родины. Поезд сделал остановку на Киевском вокзале в Москве. Рядом с нашим поездом стоял другой, загруженный русскими танками. У всех у нас было радостное настроение, мы вышли из вагона, наша хоровая капелла построилась для исполнения, и мы запели наши родные песни. Это произвело на русских большое впечатление. Затем мы обогнули Москву по окружной дороге, и нам удалось увидеть блестевшие золотом башни Кремля. Проехав немного по дороге на Киев поезд попал под сильную грозу с ураганом, и движение сильно замедлилось. Это было 25 июля 1946 года. Ураган сорвал крыши с многих вагонов, опрокинул телеграфные столбы, порвал и спутал провода. Казалось, наступил конец света. И до самого Львова мы ехали в вагонах без крыш. Там мы простояли весь день, появился повод для беспокойства, так как прошел слух, будто мы должны остаться на Украине и помочь в восстановлении хозяйства. Состояние неопределенности крайне напрягло нервы, успокоить их помогало пение.