В шорохе мышином,
В скрипе половиц
Медленно и чинно
Сходим со страниц.
Встречи час желанный
Сумерками скрыт…
Все мы — капитаны,
Каждый знаменит!
Нет на свете далей,
Нет таких морей,
Где бы не видали
Наших кораблей.
Мы полны отваги,
Презираем лесть,
Обнажаем шпаги
За любовь и честь…
«Клуб знаменитых капитанов»! Как его ждали. И не удивлялись, что в компанию великих — Гулливера, Немо, Робинзона, Мюнхаузена, Дика Сенда, Тартарена и прочих — со временем вошли и герои советских книжек, например капитан Григорьев («Два капитана» Каверина), капитан Воронин («Тайна двух океанов» Адамова). Как же иначе! И какие актеры — Ростислав Плятт (Робинзон), Осип Абдулов (Тартарен)!
За окошком снова
Прокричал петух.
Фитилек пеньковый
Дрогнул и потух.
Синим флагом машет
Утренний туман…
До свиданья, вашу
Руку, капитан!
И был спектакль по «Трем мушкетерам», а я так и не слышал его — не было у нас тогда радио, но все пели знаменитую песенку на слова Михаила Светлова:
Трусов плодила
Наша планета,
Все же ей выпала честь, —
Есть мушкетеры,
Есть мушкетеры,
Есть мушкетеры,
Есть!
Другу на помощь,
Вызволить друга
Из кабалы, из тюрьмы, —
Шпагой клянемся,
Шпагой клянемся,
Шпагой клянемся
Мы!
По радио передавали совершенно ныне забытое — фонограммы фильмов. Можно было «слушать», скажем, «Цирк» или «Подвиг разведчика», с шумами, музыкой и с голосом «ведущего»: «Федотов вынимает пистолет…» А в этих фонограммах — воспоминания о красивых актрисах, милых мелодиях, обо всем, что так пронзительно волновало отроческую мою душу.
В ноябре 1945-го мы вернулись наконец в свою довоенную квартиру на углу Бородинской и Загородного (правда, вернули нам только одну комнату). Там радиотрансляции с «тарелкой» у нас не было, приемник, разумеется, оставался недоступной роскошью. Отечественные повывелись, зато дорогих трофейных (немецких главным образом) приемников было множество — привезенных, купленных, выменянных. В полированных деревянных, эбонитовых или пластмассовых футлярах, монументально-значительные, торжественные и грозные, как сам тысячелетний рейх, они украшали «приличные» квартиры, наполняли их гулкими голосами достатка, изысканно светилась шкала с названиями неведомых и ведомых городов, по ней скользили стрелки и прозрачные столбики, мягко поворачивались тяжелые ручки настройки… Продавались и отечественные соперники «Телефункенов» — например, невероятно, как нынче бы сказали, «престижный» советский приемник «Маршал» (очевидно, сделанный на немецких станках, как наш автомобиль «москвич»). В первые послевоенные месяцы даже не глушили «Голос Америки» и Би-би-си. Правда, слушать эти станции побаивались.
Нам, однако, повезло: отец отдал мне за ненадобностью какой-то совершенно завалящий деревянный прибор, едва ли не кустарный. Он только «ловил волны», но сам говорить не умел, и к нему подключался довоенный громкоговоритель — та самая «тарелка». Принимал он только Ленинград и финский город Лахти, однако радости доставлял массу.
Позднее на «тарелки», приемники и уличные репродукторы стали смотреть с тревогой: с 1946 года начали вновь бояться войны. И длилось это — страшно сказать — без малого сорок лет. На каких весах взвесить преступления наших вождей, что губили людей постоянным ужасом, ожиданием смерти, воспитанием постоянной душной ненависти к тем — чужим, что по другую сторону нами же возведенных баррикад?
А тогда еще шли английские и американские веселые военного времени фильмы: «Джордж из Динки-джаза (Let George do it)», «Серенада Солнечной долины». Не сходила с экранов картина «Леди Гамильтон» с Вивьен Ли и Лоуренсом Оливье, мрачная и романтическая, с этим жутким финалом, когда былая красавица, подруга Нельсона, ставшая спившейся старухой, произносила знаменитую фразу: «Не было „тогда“, не было „потом“».
В кинотеатре «Колосс», огромном и роскошном (ныне в нем Радиокомитет), видел картину «Ураган», не ведая, что это фильм знаменитого Форда, чуть ли не первый (1937) «фильм катастроф». Вскоре появились незамысловатые комедии, вроде «Беспокойного хозяйства» (режиссерский дебют М. Жарова) или знаменитого «Небесного тихохода» С. Тимошенко — «Первым делом, первым делом — самолеты…».
Кроме театра и кино, были, разумеется, книги. И дело не только в том, чту читал я в отрочестве. Но и как все это происходило.
Читать дальше