Константин Симонов - Симонов и война

Что же касается самих данных, то сошлюсь на книги, в которых они опубликованы:

«В количественном отношении накануне войны в авиации преобладали машины старых конструкций, примерно 75–80 процентов общего числа машин по своим летно-техническим данным уступали однотипным самолетам фашистской Германии».

«…В войсках нашего округа самолеты последних марок составляли лишь 15 процентов самолетного парка».

«Пока что в Военно-воздушных силах подавляющее большинство боевых самолетов было старых марок».

«В воздухе с момента объявления тревоги на походе мы не видели нашей авиации».

«Перевооружение ВВС на новую материальную часть началось практически с первой половины 1941 года, но, как уже говорилось, беда заключалась в том, что к началу войны новых самолетов у нас было еще очень мало, а в первые дни войны наша авиация понесла большие потери»; «Уже к полудню первого дня войны мы потеряли 1200 самолетов. 300 погибло в воздушных боях и 900 было уничтожено на аэродромах. Все это говорило о том, что мы были застигнуты врасплох. С этой мыслью никак не хотелось мириться».

Можно привести еще много цитат, но, думаю, приведенных достаточно для того, чтобы стало ясным, что соответствующие абзацы в моем «Дневнике писателя» целиком совпадают с тем, что было в жизни и напечатано во многих книгах. Исключать это из моего «Дневника» нет никаких оснований.

Стр. 19. Рекомендуется исключить упоминание о слухах насчет диверсантов и парашютистов. Не согласен с этим. Слухи такие были, были и паникеры, порой зря их распространявшие. Но были и настоящие диверсанты и парашютисты. Было и то и другое.

Это подтверждают многочисленные военные мемуары того периода. В доказательство можно привести хотя бы соответствующие места из мемуаров С. Бирюзова «Когда гремели пушки» (1961) и Л. Сандалова «На московском направлении» (1970) — те и другие мемуары связаны именно с этими днями, именно на Западном фронте. Бирюзов пишет:

«По городу распространялись слухи о предательстве, о шпионах и диверсантах, забрасываемых немцами к нам в тыл на парашютах. Некоторая часть населения была охвачена паникой.

Панические настроения передались даже отдельным работникам милиции и руководителям городских учреждений. Всюду им мерещились переодетые гитлеровские шпионы и фашистские десанты.

Почти каждую ночь в штаб дивизии кто-нибудь звонил по телефону или приезжал с настойчивой просьбой принять срочные меры по уничтожению кем-то где-то обнаруженных немецких парашютистов. Выделяемые штабом дивизии истребительные группы (преимущественно из состава отдельного разведывательного батальона)мчались на машинах в указанный район, и каждый раз возвращались ни с чем.

Не обходилось и без курьезов. Однажды мне позвонил начальник областного управления НКВД и сообщил, что работники захватили трех подозрительных лиц („по всей видимости, диверсантов“), которые пытаются выдать себя за командиров запаса, направляющихся по мобилизации на сборный пункт в Полтаву. Стали разбираться, и выяснилось, что это действительно были… командиры запаса, приписанные к нашей дивизии и прибывшие откуда-то из Средней Азии. Задержали их только потому, что они недостаточно чисто говорили по-русски».

Цитирую Л. Сандалова:

«По докладу Тер-Гаспаряна, вместе с захваченными в плен немецкими солдатами (моторизованный отряд входил в состав 3-й немецкой танковой дивизии) оказалось около 20 человек, одетых в красноармейскую форму. Они ехали на грузовой машине, которая во время боя была подбита.

Вначале они пытались выдать себя за захваченных немцами в плен советских бойцов и предъявили красноармейские книжки. Но даже самый поверхностный осмотр их вещей не оставил и тени сомнения в том, кто они такие. У них был найдены сигнальные ракеты, радиостанции и значительные суммы советских денег, не говоря уже об оружии, которого у пленных никак не могло быть. Это была группа диверсантов и шпионов, которых готовили еще до войны где-то под Варшавой».

Стр. 20. Предложение сделать купюру там, где идет речь о некоторых непорядках в штабе под Могилевом. Не согласен: в этом же абзаце говорится о том, что под Смоленском буквально через несколько дней этот порядок был наведен. И нет ничего удивительного, что в самые первые дни войны в срочно передислоцировавшемся под Могилев штабе могли быть непорядки.