Константин Симонов - Симонов и война

М. Ф.Да. И она осталась ни при чем. Он приехал и говорит: «Ну дай мне хоть сколько-нибудь». Я ему тогда дал две дивизии. Надо же чем-то руководить и ему тоже. Хоть он будет при чем-то, не будет болтаться просто так. Надо сказать, что он очень хороший человек, Иван Васильевич Болдин, но бесхарактерный. Хороший командир, знающий, но бесхарактерный. Или он пал духом, поэтому на меня такое впечатление произвел. Но очень хороший человек, замечательный. Я ему дал две дивизии, выделил для его группы. Она и числилась так: группа Болдина, две дивизии у него было. Он тоже на всех Военных советах, с командирами был у меня. Он тоже не мог прорваться.

Вижу я, что такая стрельба поднялась. А у меня была верховая лошадь; лошади нет, смотрю, ординарец куда-то пропал, черт его знает. А пули: пщи-пщи-пщи. Думаю, убьют, сволочи.

К. М.Это все наши стреляют?

М. Ф.Стреляют. Тогда я решил переходить вброд. Речка — метров примерно пятнадцать ширины, и, думал, она мелкая речушка, проклятая эта Вязьма. А она оказалась вот по сих пор. А я сдуру-то оделся — мундир одел свой, китель, теплое белье, на шинель я одел — комбинезон немецкий. Хороший комбинезон, мне его летчики принесли, сбили парашютиста одного. Одел комбинезон и сверху подпоясался ремнями. И в таком виде очутился в реке, намок. А противоположный берег занят противником. Когда началась у нас паника, они открыли сильный пулеметный и минометный огонь.

Я говорю члену Военного совета Фанееву: «Бери группу танкистов». Группа танкистов была довольно большая, тысячи две, народ более или менее организованный, сильный народ, дисциплинированный. Я говорю ему: «Ты обходи слева, а я буду справа, вторую группу возьму». У меня тоже было тысячи три примерно людей. И мы их взяли в кольцо, схватили. Там было несколько пулеметчиков, несколько минометчиков, небольшая группа была немцев. И пошли дальше. И везде, где мы шли, вы знаете, больно было смотреть. Везде лежали в ряд положенные винтовки, пулеметы и все это разбито, поломано. Или вынуты затворы, закинуты куда-то, чтобы нельзя было их использовать.

К. М.Это уже немцы действовали?

М. Ф.Это уже немцы действовали — отбирали у наших пленных оружие и ломали. Так рядами и сложено было. Это почти на каждом шагу. Я говорю Ванееву: «Дело плохо, 20-й армии что-то не слышно, признаков боя я не слышу. И потом, ты видишь все это?» Он говорит: «Да, положение тяжелое».

И мы нигде не нашли 20-й армии, ее уже не было здесь. И куда бы мы ни шли, везде вот такие маленькие заставы противника. Подошли в один лес, увидели — стоит часовой на возвышенности. Он говорит: «Снять этого часового!» Я говорю: «Нельзя этого делать. Боже сохрани вас, не делайте этого. Мы же все мокрые, это уже не войсковые части, это сброд, люди не высохли, мороз, снежок пошел. Нельзя этого делать, надо обходить».

В это время какой-то выстрел, часового не сняли конечно. Открылся пулеметный и минометный огонь, и всё — в панике стали бежать.

Я в это время был ранен в руку. Около меня никого не оказалось. А я одной рукой не могу раздеться никак. Слышу — из меня кровь хлещет. А я до этого, наверное, целую неделю не спал, урывками, вздремнешь где-нибудь немножко, и мне хочется пить и спать. Пить и спать. В это время идут две девочки-санитарки. Подходят ко мне: «Что с вами, товарищ генерал? Вы ранены?» Я говорю: «Давайте раздевайте меня скорей». — «А у нас нет перевязочных средств, все уже мы использовали, все бинты. Ничего у нас нет». Я говорю: «Раздевайте меня, рвите мою рубашку и перетяните, чтобы остановить кровь». Они раздели меня, перетянули мне руку жгутом таким. Потом они меня одели, уже полегче. Я говорю: «Тащите меня». Взяли они меня под руки, две маленькие девочки, лег по шестнадцать-семнадцать, а может быть, восемнадцать. Молоденькие. А я грузный такой, да еще крови-то много потерял, идти не могу, валюсь…

К. М.Ранение в кисть?

М. Ф.Нет, вот сюда. Два нерва перебило. Локтевой и срединный нервы.

Я говорю: «У вас плащ-палатка, расстелите, я лягу, возьмусь левой рукой, а вы за концы тяните». Легче стало. Снежок выпал, по снежку-то легко они потащили меня. Втянули они меня в овражек. В это время разрывается мина, и меня в ногу ранило, в мякоть, правда.

Подбежал тут генерал Андреев, мой начальник по тылу. Тоже способный генерал. Я его знал по Сибири, он командовал дивизией 133-й, потом корпусом командовал в Сибири, когда я был начальником штаба, заместителем командующего войсками. Так что я хорошо его знал. Повели меня под руки. Только вышли из оврага на бугорок, в это время разрывается вторая мина, и опять меня ранило. Опять в ту же ногу.