Йоганн Мюллер - Танкисты Гудериана рассказывают. «Почему мы не дошли до Кремля»

Наконец первые машины. Наша рота шла первой, и мы чуть не бросились бегом от радости. Наконец мы добрались!

Шоферы жали нам руки. Они спросили, где же остальные? Мы молча посмотрели друг на друга – убиты, пропали без вести, ранены! Из 17 человек нашего взвода трое были убиты, четверо пропали и шестеро ранены.

Обер-ефрейторы Бант и Ригель и я, гренадер Рефельд, – по машинам! Мы запрыгнули в кузов и вскоре уже ехали в тыл. Боже мой, какое это было счастье – больше не тащиться пешком по морозу и не волочь на себе тяжелое оружие.

После короткого путешествия ночью мы прибыли в казармы к северу от Мценска» .

Ничего не добившись, Гудериан вернулся на фронт и 22 декабря провел в 269-й дивизии. На следующий день он отвел ее за реку Ока. Узнав об этом, фон Клюге немедленно сообщил Гитлеру, что он такой отход не разрешал (не стоило Гудериану прыгать через голову командира). Более того, он позвонил в ОКХ Гальдеру и сообщил, что 2-я танковая армия начала общий отход, который повлечет за собой вынужденное отступление 2-й армии.

«Штабы 4-й стрелковой и 5-й танковой бригад были расформированы. Полковник фон Заукен стал временным командиром дивизии. Барон фон Лангерман получил звание генерал-лейтенанта и чуть позднее стал командиром XXIV корпуса. Мы все вернулись в свои подразделения.

В ночь на 25 декабря нас подняли по тревоге. Мы двинулись в направлении Белева. Русские атаковали крупными силами. Танки были отправлены в направлении Брянска. Предполагалось использовать их против сильных русских партизанских соединений и армейских подразделений, которые прорвали фронт. Все они вызывали беспорядки в наших тылах. Однако опасность оказалась гораздо меньше, чем представляли. Но в это же время русские атаковали Жиздру, и танки повернули туда, чтобы восстановить порядок. Мы спешили нанести удар в одном месте, пока не возникли проблемы в другом. Если бы только русские знали, что это одни и те же танки мечутся между Орлом и Брянском, они наверняка атаковали бы сразу в нескольких пунктах.

6 января полковник фон Заукен был тяжело ранен, и командование дивизией принял полковник Эбербах.

Из Франции нам прислали свежие подкрепления. Эти войска еще не привыкли к условиям России. У них даже не было нужного зимнего обмундирования. Однако нам кое-как удалось остановить наступление русских и создать непрерывную линию фронта, хотя это происходило совсем не так, как описывалось в сводках ОКХ.

Снег шел непрерывно, и становилось все холоднее и холоднее. Любые передвижения по открытой местности превращались в пытку. Хотя танки в конце концов были окрашены в белый цвет, чтобы замаскировать их, это не имело особого смысла, так как они просто не могли передвигаться по снегу метровой глубины. Танки гнали перед собой высокий белый вал, пока окончательно не застревали, точно приклеенные к земле. Гусеницы бесполезно крутились. Нашим моторизованным соединениям пришлось пересесть в седла – переключиться с машин на конную тягу. Это было спасением. Во-первых, у нас не хватало топлива, а во-вторых, глубокий снег и ужасный холод полностью парализовали автотранспорт. Во время одного ночного марша мы зафиксировали температуру минус 51 градус. Ледяной восточный ветер в считаные минуты превращал тело в камень. Поэтому был отдан приказ держать дозоры только из двух человек. Каждый должен был следить за товарищем, чтобы увидеть первые же следы обморожения. Белая смерть подкрадывалась тихо и незаметно, убивала безболезненно.

Это было трудное время для саперов и телефонистов. Солдаты с черными кантами должны были убирать снег и мины. Партизаны очень умело расставляли мины под снегом по нескольку раз в день на наших коммуникациях. Повсюду висели таблички с приказом следовать через лес только в составе колонны. Перед колонной отделение саперов тщательно просматривало дорогу в поисках мин. Партизаны буквально кишели в лесах и селах.

Телефонные линии бомбардировка уничтожала днем и ночью. Подразделения дивизии были широко разбросаны и часто меняли свои командные пункты, так как нас использовали тут и там в качестве «пожарной команды». Для телефонистов запреты ходить по лесу не действовали. Они в одиночку ползли по заснеженной земле и теряли людей на минах. А после этого им снова приходилось отправляться на лютый мороз, потому что взрыв мины рвал телефонный провод.

Где бы ни проводились контратаки с целью спрямления линии фронта, для управления и контроля можно было использовать только телефон, потому что даже бронетранспортеры с рациями не могли продвигаться по снегу глубиной с человеческий рост.