Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Кажется, Гумилев не избегает одиночества, даже ищет его. Ему есть о чем подумать, ему не хватает той священной тишины, что дарит ощущение близости к Богу. В Петербурге, за суетой, столичным шумом, это теряется.

При этом Гумилев еще раз напоминает Анне, что любит ее очень и всегда. И не обманывает, конечно. Особо заботится о любимой бульдожке Анны, которая должна ощениться: корзину для нее ставят в его комнате.

Он посылает Анне стихотворение «Возвращение», написанное под влиянием сна, приснившегося в Италии. Ахматова потом пометит его в сборнике «Костер»: «Сон в Италии… Прислал мне в письме летом 1912 года в Литки из Слепнева». В стихотворении Гумилев рассказывает о спутнике, с которым герой долго шел вместе: «Порою казалось – идем мы годы, / Казалось порою – лишь день один». И потом

Он предчувствует разлуку сейчас, когда, казалось бы, все хорошо.

В июле Анна Андреевна приезжает в Москву, где они с мужем договорились встретиться. Он покидает Слепнево, едет тоже в Москву. Они не сразу отправились в имение. Гумилев представил Анну Брюсову, которому оба были многим обязаны. Брюсов откликнулся на выход сборника «Вечер». Анна увидела мэтра в первый и последний раз в редакции «Русской мысли». Видела и А. Белого с женой Асей Тургеневой.

Гумилев, как всегда, повел свою жену по книжным лавкам. Анна с волнением открывала последние номера журналов, искала отзывы на «Вечер» и находила. Вполне доброжелательные, сочувственные. Она немедленно закрывала журнал и старалась делать вид, что ничего не видела. Ей казалось, что иначе они исчезнут.

Через несколько дней Гумилевы покинули Москву, отправившись в Слепнево.

Анна находилась на последнем месяце беременности, поэтому в слепневском доме ее все берегли. Прощали вставание в два часа дня, ее желание уединиться, ее одинокие прогулки в обществе Моки. Ей не позволяли никакой физической работы, за ней ухаживали и даже носили на руках наверх, не разрешая подниматься по лестнице в верхний этаж.

Возможно, этот период для Анны Андреевны был наиболее гармоничным во всей ее жизни. Беременная женщина полна значительности, она выполняет важное дело и преисполнена таинственности свершающегося в ней. «Я научилась просто, мудро жить» – было написано в этом состоянии.

В Слепнево присылались свежие журналы, и оба поэта искали рецензии на свои стихи. Когда у них спрашивали, что о них пишут, Гумилев гордо отвечал: «Ругают!» – а Анна сдержанно, потупив глаза: «Хвалят». В доме уважали их поэтические труды и не беспокоили до обеда.

Гумилев подписывает Анне сборник «Чужое небо» цитатами из ее стихов: «”Здесь все то же, то же, что и прежде”. “…Был светел я, взятый ею // И пивший ее отравы…” “…Как будто темное сердце // Алым горит огнем”. Н. Гумилев».

Там, в Слепнево, Гумилевым написано стихотворение «Сказка». Ахматова сделает пометки на экземпляре сборника «Костер», принадлежавшего П. Н. Лукницкому: «Сон. Слепнево. Лето 1912». Опять сон, только не понятно чей – Николая или Анны. Ведь написал же он «Маргариту», используя ее сон.

В «Сказке» у оборотня и гиены рождается ребенок, «не то птица, не то котенок», который выигрывает в домино у родителей и их нечистой компании поля, угодья и замок. И всех прогоняет, не желая делиться: «Только добрую старую маму / Посажу я в ту самую яму, / Где была берлога дракона». Случайно ли здесь возникает образ гиены из ранних стихов Гумилева?

Несмотря на откровенно пародийный характер стихотворения, посвященного Тэффи, на его шутливый тон, можно предположить, что волновало Гумилева в то время, о чем он невольно думал. Возможно, не обошлось и без сомнений: его ли это ребенок? Стихотворение заканчивается восклицанием: «А тогда уж Адам родился, / Бог спаси Адама и Еву!»

Царскосельский дом Гумилевых был сдан на лето дачникам. И когда Николай с Анной в конце августа вернулись из деревни, они вынуждены были две недели жить в меблированных комнатах «Белград» на Невском проспекте в Петербурге. Приехала Анна Ивановна, и супруги перебрались домой, в Царское Село. Начались будни и ожидание важного события, рождения ребенка.

У супругов сложились свои шутливые ритуалы. Возвращаясь домой, Гумилев кричал:

– Курры!

Анна, если была дома, звонко отвечала:

– И гуси!

Не сняв пальто, Гумилев бежал к ней в ее темно-синюю комнату, и они начинали гоняться друг за другом и хохотать. Однако все чаще бывало, что на свои «Курры!» Гумилев не получал ответа. Это значило, что Анна не в духе. Николай Степанович сразу проходил к себе, потому что знал: жена, скорее всего, встретит его обычной, ненавистной фразой: