Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

В начале марта 1912 года в издательстве Цеха поэтов вышел первый сборник стихов Ахматовой «Вечер» тиражом триста экземпляров. 10 марта на собрании Цеха чествовали ее и Михаила Зенкевича, у которого тоже вышел первый сборник «Дикая порфира». Они даже оформлены были совершенно одинаково, предельно лаконично: на чистом фоне изображение лиры, эмблемы Цеха поэтов. Зенкевич в этот день забрал тиражи сборников и отвез их в книжный магазин «Товарищество М. О. Вольф».

Специально для этого торжества Анна сплела лавровые венки, купив заранее листья в садоводстве А. Я. Фишера. Виновники торжества сидели в лавровых венках, а потом Анна так и ехала в венке домой, в Царское. В вагоне даже произошел какой-то инцидент в связи с этим венком.

Она держала в руках свою первую книгу! Гумилев посмеивался и цитировал капитана Лебядкина:

Анна с удовольствием подписывала экземпляры друзьям и старшим поэтам. Это победа, восторг. Не верила себе, ликовала. Сборник раскупался быстро, было множество барышень, женщин, которые узнали в ее стихах себя, свое глубинное. Ахматова сказала о женщине, о любви, о сложных взаимоотношениях мужчины и женщины что-то важное – и как!

Еще никто из поэтесс не вставал в один ряд с мужчинами-поэтами, а ей удалось. Она говорила с ними на одном языке, только говорила о женщине, ее внутреннем мире. Недоговоренность, скрытая страстность стихов, емкость и экономия слов, когда произнесено мало, но сказано много, – ее художественные открытия. Обманчивая простота, минимум художественных средств, богатство интонации делали ее стихи такими родными, своими.

Оглушительная популярность пришла сразу, а сколько появилось подражательниц, использующих ее удачные находки! И лишь Анна знала, какой ценой достался ей ее «таинственный песенный дар».

Теперь у нее часто поднимается температура: беременность разбудила наследственный недуг. Врачи сделали заключение: «Тронуты верхушки легкого: туберкулезный процесс». Анне рекомендовали сменить климат.

Гумилев решил осуществить давние планы поездки в Италию. Правда, на этот раз не путешественником, а сопровождающим беременную жену. Перед поездкой он купил ей для чтения в дороге роман Г. Флобера «Мадам Бовари». Роман о супружеской неверности, о гибели падшей женщины. Анна не вытерпела и прочитала роман еще до отъезда. Проглотила за несколько дней. Тема ее волновала необычайно, оказалась близка. Гумилев же взял с собой томик Готье.

3 апреля супруги уезжают в Италию. Их провожали на вокзале Кузмин и Зноско-Боровский. Неделю Гумилевы гостили в Оспедалетто у родственников покойной Маши Кузьминой-Караваевой. Затем последовали города Генуя, Пиза, Флоренция. Во Флоренции супруги задержались на десять дней. Было очень жарко, и Анна Андреевна отказалась ехать с мужем в Рим и Сиену. Она полагала, что еще не раз побывает в Риме. Гумилев уехал один, оставив жену во Флоренции.

Очевидно, в его отсутствие она написала стихи:

Здесь за образом «печально-благодарной», вечно несчастной смиренницы-грешницы теплится живое чувство к «всегда уверенному в своих путях» герою и его прототипу, доверие к нему и даже надежда. Есть, конечно, и тревога, и беспокойство. В начальном варианте стихотворения третья строка звучала: «Ты всегда в путях своих уверенный». Акцент сместился на слово «ты», смягчая интонацию.

А он же во Флоренции увидел сон, который чуть позже положит в основу стихотворения «Возвращение». Стихотворение будет посвящено Анне Ахматовой. Сон, видимо, предвещал разлуку, роковой путь в неизвестность.

Во Флоренцию Гумилеву прислали вышедший без него сборник стихов «Чужое небо». Книга была выпущена издательством «Аполлона». «Чужое небо» содержит стихи, где раскрывается образ любимой женщины, с которой очень непросто, с которой не прекращается борьба. Ахматова потом напишет: «Самой страшной я становлюсь в “Чужом небе’’ (1912), когда я в сущности рядом (влюбленная в Мефистофеля Маргарита, женщина-вамп в углу, Фанни с адским зверем у ног, просто отравительница, киевская колдунья с Лысой Горы – “А выйдет луна – затомится”). Там борьба со мной! Не на живот, а на смерть!»