Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

В других стихах он бросает вызов и пророчит уверенно и напористо:

Да он объявляет войну! Правда, стихотворение это будет опубликовано только через два года, но порыв его понятен. Это реакция на боль, причиненную Анной, и надежда реванша. Любовь-поединок, любовь-борьба, любовь-ненависть. А ведь он хотел мира, товарищества… Женщина в стихах обрекает героя на глухую и упорную битву, но он верит в победу.

Пришло время покидать Париж. В апреле 1908 года Гумилев едет по железной дороге в Севастополь, к Анне. Едет, видимо, в решительном настроении, желая расставить все точки над «i». Неизвестно, как они встретились, но, очевидно, он был напорист и получил четкий ответ: «Нет». Гумилев вернул Анне ее письма, она ему – подарки.

Возвращала все охотно, но оставила себе чадру. Гумилев просил:

– Не отдавайте мне браслеты, не отдавайте остального, только чадру верните.

Эта вещь была для влюбленного юноши дорога тем, что хранила ее запах: она ее носила. Анна сказала, что чадра изношена, и не отдала. Чадра, или что-то в этом роде, действительно была изношена, она вовсе не лукавила.

Анна осталась в Севастополе, а Гумилев отправился в Царское Село через Москву, где встретился с Брюсовым. Гумилевы переселились и теперь жили в доме М. Ф. Белозеровой на Конюшенной улице. Вернувшись в Царское Село, Гумилев окунается в литературную жизнь, возобновляет отношения с любимым учителем И. Ф. Анненским, заводит интересные знакомства, задумывает новую книгу стихов, договаривается об ее издании с В. Брюсовым, который заведует издательством «Скорпион». Планирует поездку в Африку. Словом, жизнь идет, она довольно насыщенна. Жизнь без нее.

Гумилев будто бы смирился. Теперь он будто стал хладнокровнее, наученный перепадами настроений Анны. Да и то – в подруги выбрал «лебедя из лебедей», птицу гордую, а не голубку смиренную. Но он должен был полюбить не романтический идеал: русалку и деву Луны, а реальную Аню, человека и личность.

А пока он чувствует себя свободным, сближается с царскосельскими сестрами Аренс, интимнее всего с их кузиной Лидией, хотя в него влюблена Зоя. Отношения с Лидией зашли слишком далеко, был скандал, ей пришлось даже уйти из дома и поселиться отдельно. Была еще одна сестра, Вера, тихая, прелестная, похожая на ангела. К ней Николай испытывал особые чувства. Вера писала стихи, переводила с немецкого. Именно ее Гумилев собирался взять с собой в путешествие по Европе.

10 июля 1908 года по настоянию отца Гумилев подает прошение в Санкт-Петербургский университет о зачислении на юридический факультет.

Летом этого года Анна Горенко отправилась с Инной Эразмовной на отдых в Балаклаву. Гумилев же – в первый раз в Слепнево, родовое имение матери. Анна Ивановна унаследовала его в 1907 году вместе с сестрой Варварой Ивановной Лампе. Гумилев заинтересовался рассказами родственников о библиотеке, которая собиралась несколькими поколениями и состояла из старинных книг. Слепнево располагалось под Бежецком в Тверской губернии. Этой усадьбе предстояло сыграть важную роль в жизни поэтов Гумилева и Ахматовой.

В Петербург Гумилев вернулся 20 августа. А в августе же в Петербург приезжает Анна, останавливается у отца. Гостила дней десять, встречалась со знакомыми, с подругой Валей и, конечно, с Николаем. Не для того ли приехала, помимо прочего, чтобы снова навести мосты? Или почувствовала, что ей не хватает «брата»? И конечно, ее развитый женский инстинкт подсказывал, что Гумилев сейчас не с ней.

Уезжая из Царского Села, где она навещала Валю, Анна послала ему записку, звала прийти на вокзал попрощаться. Первый звонок – его нет. Уже подходит поезд. И тут Николай появляется в обществе Веры и Зои Аренс. Выясняется, что записку он не получил, а на вокзал зашел случайно.

Случайно ли? В делах, касающихся двух сердец, не бывает ничего случайного. Однако Анна имела возможность увидеть друга в обществе обожающих его девушек (наверное, этого нельзя было скрыть). С Анной же, по ее признанию, Гумилев был «чрезвычайно мил, любезен, говорил ей о своей влюбленности». В его поведении чувствовалась свобода. Уже нет надрыва, Гумилев уверен в себе и спокоен.