Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Поэт никого не выдал, не назвал ни одного имени. Благодаря ему остались на свободе Г. Иванов, поэт Л. Берман, который и ввел Гумилева в круг заговорщиков, и другие члены его пятерки. Гумилев фактически признал вину. Перед казнью на стене камеры № 77 он оставил надпись: «Господи, прости мои прегрешения. Иду в последний путь. Н. Гумилев».

В ночь на 26 августа приговор был приведен в исполнение. Есть легенды, есть протоколы допросов. Есть последние фотографии из дела: избитый поэт. Рассказывали, что Гумилев принял смерть достойно. Курил папиросу, улыбался. Даже у чекистов из расстрельной команды вызвал восхищение.

Рассказывали, что всех арестованных вывезли за город. Места указывают разные: Бернгардовка, одна из станций Ириновской железной дороги, пороховые склады. На рассвете их заставили рыть яму, затем приказали раздеться. Женщины и мужчины плакали, падали на колени, умоляли пьяных чекистов о пощаде. Гумилев до последней минуты стоял неподвижно. Многие насильно были сброшены в яму. По яме открыли стрельбу. Когда ее засыпали, земля шевелилась: были раненые, живые…

Так писал он еще в 1915 году, предвидя этот миг…

1 сентября 1921 года в газете «Правда» сообщалось о расстреле участников Таганцевского заговора: 61 человек, тридцатым в этом списке значился Гумилев. Весь город ахнул от чудовищного известия.

Ахматова была еще в санатории. Она сидела на балконе с Маней Рыковой. Подошел В. Рыков и вызвал дочь за ограду. Та вышла к нему. Анна Андреевна видела, как они говорили, потом Маня вдруг всплеснула руками и закрыла ими лицо. Ахматова ждала с трепетом, думая, что произошло что-то страшное в их доме.

Однако Рыкова, возвращаясь, направилась в ее сторону, и Анна Андреевна почувствовала, что известие относится именно к ней. Маня только произнесла:

– Николай Степанович…

Анна Андреевна тотчас все поняла.

Утром она поехала в Петроград. На Царскосельском вокзале, с которым было связано так много воспоминаний, увидела на стене газету «Правда» со страшным списком. В Петрограде шла пешком в Мраморный дворец к Владимиру Шилейко. Тот уже все знал.

На девятый день после смерти Гумилева состоялась панихида в Казанском соборе, о чем было объявлено в Доме искусств. В храме собрались близкие люди, друзья, ученики и коллеги. Мать Блока и Любовь Дмитриевна в глубоком трауре тоже присутствовали на панихиде. Попику попало потом, как вспоминала Ахматова, но не очень. Времена были, по ее выражению, еще относительно вегетарианские.

Потом состоялась панихида по убиенному поэту в часовне на Невском. Конечно, уже не такая открытая, как первая: люди боялись оказаться причастными к имени расстрелянного поэта. О панихиде не объявлялось, но часовня была переполнена. Две Анны, вокруг которых образовалось две группы. Возле Ахматовой, стоявшей особняком, группировались люди старшего поколения, возле Анны Николаевны – молодежь. Одоевцева вспоминала: «Ахматова стоит у стены. Одна. Молча. Но мне кажется, что вдова Гумилева не эта хорошенькая, всхлипывающая, закутанная во вдовий креп девочка, а она – Ахматова». Да, по сути, наверное, так оно и было. Арбенина вспоминала потом рассказ Ани Гумилевой-Энгельгард, будто Ахматова пришла к ней и сурово заявила:

– Вам нечего плакать. Он не был способен на настоящую любовь, а тем более – к вам.

Возможно, Анна Андреевна хотела утешить вдову Гумилева, высказать ей сочувствие, а та восприняла ее слова таким образом. Скорее всего, она сама чувствовала, что у Ахматовой больше прав называться вдовой.

После гибели Гумилева по городам России прошел слух, что Ахматова умерла. Видимо, народная молва накрепко связывала их вместе. В Харькове проводят ахматовский вечер и получают известие, что она жива. В Симферополе в Центральном показательном клубе тоже был проведен «Вечер памяти Анны Ахматовой».

Цветаева, встревоженная слухами, пишет стихи и письма к Анне. Она рассказала ей, как Маяковский с видом убитого горем быка бродил по Кафе поэтов. Он дал телеграмму через знакомых с запросом об Ахматовой.

Страна будто хоронила их вместе.

15 сентября Анна пишет: