Антон Первушин - Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля

Интересно, что на втором году обучения вокруг космонавтов стала формироваться группа преподавателей, которые рассматривали свою работу с Гагариным и остальными как возможность поучаствовать в великом процессе расширения внеземной экспансии и с большим энтузиазмом взялись за создание методики обучения, которая помогала бы осваивать традиционные дисциплины быстрее, чем принято по программе, и была бы напрямую увязана с практической космонавтикой. Благодаря им появились новые учебники, объединяющие близкие теоретические курсы, и соответствующие пособия. Среди профессоров академии того времени был, например, Георгий Иосифович Покровский – ярчайшая личность, вошедшая в историю не только научными, но и научно-популярными работами, публиковавшимися в молодежных журналах. Кроме прочего, он был неплохим художником, часто обращавшимся в своем творчестве к теме космоса, на чем сошелся с Алексеем Леоновым.

Профессор Белоцерковский так вспоминал о распорядке обучения:

«Впервые как преподаватель я встретился с космонавтами в начале 1964 года – мы начали изучать курс аэродинамики летательных аппаратов. Помню, как начальник учебного отдела академии А. И. Бутенко привез меня в Звёздный городок – тогда он мало кому был известен – и представил группе слушателей-космонавтов во главе с Гагариным. Мне почему-то сразу бросилась в глаза одна особенность, так сказать, аудиторной дислокации слушателей, которая сохранялась на всех занятиях. За первым столом сидел Гагарин, а за последним – Титов. Как-то позже я поинтересовался у Германа Степановича, почему он всегда занимает последний стол, хотя впереди есть свободные места.

– Школьная привычка, – последовал ответ. – Люблю видеть перед собой весь класс, всю группу.

Занятия в то время проходили и у них, в Звёздном, и у нас, в академии: из четырех-пяти учебных дней в неделю два – там и два-три – у нас. Естественно, всё, что требовало применения экспериментальных установок, тренажеров, вычислительных машин, проводилось в академии. Мои лекции в Звёздном начинались в 9 часов утра, и меня обычно возили туда на „Победе“. Выезжали из Москвы мы в 7–7.30 утра, и так продолжалось около года…»

В октябре 1965 года встал вопрос о темах дипломных работ. Белоцерковский встретился с Каманиным. Академия выдвинула три темы: «Орбитальный самолет-разведчик», «Орбитальный самолет-перехватчик» и «Космический корабль для нанесения ударов по объектам на Земле». Каманин не стал оспаривать выбор, но предложил подумать над комплексной темой «Освоение Луны», в рамках которой можно было бы назначить более конкретные направления работ: «Научные аппараты для изучения Луны», «Пилотируемые корабли для облета Луны», «Пилотируемые корабли для высадки на поверхность Луны и возвращения на Землю», «Оборонное значение освоения Луны». Каманин посовещался с Гагариным, но тот сразу заявил, что лунную тему группе не потянуть: она слишком сложна в своей многогранности. В конечном итоге остановились на космоплане – орбитальном самолете, стартующем на ракете-носителе, а возвращающемся, планируя в атмосфере, на любой аэродром. Тема была близка и руководству академии, и космонавтам, и даже главному конструктору Королёву, который перед войной пытался построить ракетный самолет.

Еще до появления космонавтов в ВВИА велись эскизные проработки проекта многоразового высокоманевренного крылатого орбитального корабля, названного в документах «КЛА» («Космический летательный аппарат»). Проект появился под впечатлением от триумфальных запусков спутников – сотрудники академии догадывались, что в скором времени на орбиту отправится человек, поэтому проявили творческую инициативу. Понятно, что в силу специфики академии основное внимание они уделяли вопросам маневрирования в атмосфере на участках снижения и посадки. Специалистам было ясно, что такой аппарат должен быть крылатым. Однако крылья, создающие подъемную силу, трудно защитить от теплового воздействия на больших (гиперзвуковых) скоростях полета. Выход был найден в интересной технической идее – использовании решетчатых крыльев! Они должны были раскрываться после прохождения участка максимального теплового воздействия, на высотах от 45 до 25 км, обеспечивая широкие возможности для маневрирования.

В 1962 году образовалась группа, в которую вошли ведущие специалисты академии, включая сотрудников Белоцерковского с кафедры аэродинамики. Результаты исследований по теме, получившей неофициальное обозначение «Решетка-62», обобщили в двух коллективных отчетах, которые были разосланы во все заинтересованные организации, включая бюро Сергея Королёва. Таким образом, к моменту начала обучения космонавтов сложился коллектив, имевший опыт научной работы в области формирования облика многоразовых космопланов. Понятно, что Юрию Гагарину и его товарищам было выгоднее взять дипломную тему, хорошо знакомую их академическому окружению, а не лунные проекты, к которым сотрудники Белоцерковского не имели допуска.