С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

Зиму 1935—1936 г[ода] пришлось еще провести в Париже, т. к. надо было закончить парижские заказные работы и, вообще, собраться в дорогу. В этот последний заграничный период я сделал красками (темпера), по заказу В. П. Потемкина, большое декоративное панно для Полпредства на тему пахарь-богатырь Микула Селянинович.

В сентябре 1936 г[ода] мы погрузились в Антверпене на советский пароход "Ладога" и великолепно, со всеми удобствами и на государственный] счет прибыли 16 сент[ября] в Ленинград.

Я на второй же день нашего пребывания в моем родном городе был приглашен профессором в Академию Художеств, где я, с большим удовлетворением, работаю и по сей час на Графич[еском] отделении].

Мы были поражены ростом нашей страны, ее строительством и поголовной учебой.

Сразу же для меня начались книжные работы. В окт[ябре] того же 1936 г[ода] я получил предложение от Театра им. Кирова сделать эскизы декораций и костюмов к оп[ере] "Царь Салтан" Римс[кого]-Корс[акова]. Как и в Париже и Праге, половину костюмов делала Щекатихина. Успех, по утверждению и самого театра, и публики, был очень большой и шумный. От театра, по предписанию из Москвы, и я, и худ[ожница] Щекатихина получили официальную благодарность.

Сейчас я продолжаю свою педагогическую раб[оту] в Академии, моя текущая книжная раб[ота] на данный момент — "Песня о купце Калашникове]" для Московского Гослитиздата, и недавно я был чрезвычайно обрадован привлечению меня к орнаментальным работам для Дворца Советов.

Этим я заканчиваю конспективное изложение своей художественной] деятельности. Повторяю то, что сказал в самом начале, а именно то, что ближайшей весною будет 40 лет со времени моего первого художественного] обществ[енного] выступления. Но и сейчас, через 40 лет, меня по- прежнему интересует задача, как, в сущности, надо иллюстрировать произведения фольклора да и вообще делать иллюстрации. Я начинал делать былины с различными композиционно-техническими подходами. В свое время мы прошли через разные увлечения: и народным лубком, и каноном иконографии, детскими рисунками раннего возраста и т. д. и т. д., увлекались даже рисунками сумасшедших. В Париже, например, несколько лет тому назад было сильное увлечение art negre, т. е. примитивным народным негритянским искусством.

Я позволю себе, переходя, для сравнения сделать кулинарное сравнение: все эти детские рисунки, работы первобытных дикарей и пр[очее] я сравниваю с острыми специями, с перцем, с горчицей и т. д. Блюдо станет интереснее, не будет пресно, если в меру подсыпать этих специй, но глубоко будет неправ тот повар, который закатит обед из одного красного перца. К сожалению, в искусстве это делалось и делается. Если рядом сидят два ребенка и рисуют свои фантазии, свежие, непосредственные и очаровывающие взрослых, то это еще не значит, что именно так надо рисовать и детские книжки. Если одного из них спросить, что он хочет сейчас посмотреть, рисунки ли своего соседа или "настоящую" книжку с картинками, он всегда предпочтет последнюю. Но чуткий художник должен дать какой-то легкий, неуловимый привкус и от принципов детского рисунка. Детская же книжка, нарисованная совершенно в духе детских рисунков, будет радовать не детей, а взрослых, пресыщенных эстетов.

Возьмем народную сказку. Подчас она бывает с большим юмором, в ней часто, почти что до портретного сходства, изображаются хоть и сказочные, но, в сущности, реальные существа. То же и в былинах: Илья Муромец, хитрый Алеша Попович, благородный Добрыня, все это — типы, характеры и портреты. Если изображать их, хотя и декоративным, и красивым, и высокохудожественным, одним из канонических методов, то все эти характеры исчезнут. Нужно, следовательно, опять-таки дать лишь известную долю этого канона, иногда незначительную, а иногда и изрядную. Такого рода народные произведения, как, напр[имер], духовные стихи, можно было бы трактовать почти чистым каноном, но в произведении в духе сказки о рыбаке и рыбке (ведь есть такая и народная сказка) необходимо дать реальные портреты и тихого, доброго старичка, и сварливой, ненасытной старухи.

Художник-иллюстратор должен прежде всего думать о том, какое произведение находится перед ним в данную минуту. Смешно видеть, как это приходилось, пушкинского "Бориса Годунова", это произведение шекспировского типа с людскими страстями, мучениями и сложными душевными переживаниями, трактованного художником иконописно. Я очень люблю нашу древнюю русскую живопись, но пушкинского "Бориса" ею все-таки делать никак нельзя.