Иосиф Давыдов - Триумф и трагедия советской космонавтики

Представители Генерального Конструктора в лице Константина Феоктистова были категорически против. Специалисты Центра подготовки космонавтов, отвечавшие за безопасность экипажа на этапе посадки, требовали провести доработки спускаемого аппарата, а затем проверить их на морских испытаниях. К сожалению, спор технический начал перерастать в спор идеологический. Во время доклада в Военно-промышленной комиссии Феоктистов высказал мысль, что представитель ЦПК полковник Давыдов своими придирками хочет сорвать темпы космических полетов. Запрещенный удар из-за угла.

К. П. Феоктистов, включенный в состав космонавтов-испытателей ГКБ РКК «Энергия», на тренировке

Вместе со своим начальником генералом Почкаевым я был вызван в Кремль.

Мне было понятно, что нужно иметь безотбойные доводы, которые можно было противопоставить безусловному авторитету Феоктистова, как космонавту и заместителю Генерального Конструктора. Я пошел на риск, за который в случае формального подхода, мог получить много служебных неприятностей. Из совершенно секретного отчета я извлек фотографию и положил ее к себе в удостоверение личности.

Когда мы вошли в Кремль, в кабинет одного из заместителей председателя ВПК, он поднялся навстречу и тепло поздоровался с генералом Почкаевым. Я представился ему.

— Так вот он, возмутитель спокойствия, стремящийся сорвать темп космических полетов. — Докладывайте, полковник, — доброжелательный тон располагал к прямому и честному разговору.

— Существо вопроса Вы уже знаете. Я попробую привести доводы, которые не вызывали бы у Вас сомнения.

— Ну, ну, приводите! Посмотрим!

Я вытащил из бокового кармана тужурки удостоверение личности и, развернув его, вытащил фотографию. В верхнем углу ее отчетливо было видно «Сов. секретно». Я протянул фотографию. Заместитель председателя взял ее и некоторое время рассматривал. Затем перевел взгляд на меня.

На фотографии было видно, что три четверти крышки люка-лаза в СА находятся в воде. Я задаю вопрос:

— Как вы думаете, даже не ослабленный длительным космическим полетом космонавт, а здоровый подготовленный человек, а точнее экипаж из трех человек сможет покинуть СА до тех пор, пока он не погрузится в воду?

Заместитель Л. В. Смирнова снова перевел взгляд на фотографию:

— Аргумент более чем убедительный. Дальнейших разъяснений не требуется. Иван Николаевич, — обратился он к генералу Почкаеву, — готовьте письмо за подписью Главкома ВВС на имя Председателя ВПК Леонида Васильевича Смирнова, а мы попробуем правильно разрешить этот спор.

И действительно вопрос решился в пользу повышения безопасности космонавтов и проведения доработок СА. Правда, Константин Феоктистов до начала испытаний пытался доказать нецелесообразность их проведения, за что КБ «Энергия» чуть не заплатило жизнью одного из своих испытателей, едва не утопив его в СА при проведении эксперимента по покиданию с полупогруженным в воду люком.

Мы же, в свою очередь, до начала испытаний с использованием тренажера «Океан», предназначенного для проведения морских тренировок, решили до ближайшего космического полета повторить ситуацию на озере Тенгиз с целью выработки рекомендаций по покиданию СА.

Эксперимент в рамках научно-исследовательской работы решили провести на водоеме в районе поселка Фронтовое вблизи города Феодосия, недалеко от филиала Центра летно-испытательного института. Подготовили СА к эксперименту. В качестве испытателя я решил выступить сам и взять вторым своего заместителя Володю Гайдукова. Слишком велик был риск, чтобы посылать других испытателей. Володя в скафандре, я в гидрокостюме «Форель» заняли места в спускаемом аппарате. Страховку эксперимента организовали с помощью двух спасательных машин (ПЭУ — поисково-эвакуационная установка) завода Лихачева.

Одна из машин начала буксировку, другая с минуты на минуту должна была подойти из летно-испытательного Центра. Но подход второй машины страховки задерживался по неизвестным причинам.

Мы с Володей начали перегреваться в своем невентилируемом снаряжении. Нужно было принимать решение: либо остановить эксперимент и отбуксировать аппарат к берегу, а значит, потом все начинать сначала, либо начинать эксперимент с высокой степенью риска. Мы были зажаты временем и программой испытаний, а к тому же дальнейшее пребывание в невентилируемом снаряжении могло привести к тепловому удару. Я принял решение начать эксперимент до прихода ПЭУ. Открыли люк, и в него хлынула серо-бурая жидкость. Володя закрыл герметичное остекление скафандра. Теперь в нем можно было дышать только три минуты воздухом, который находился между телом и оболочкой. Поэтому первым покидал СА я. Жижа хлынула в лицо, стекая по гидрокостюму, стала стремительно заполнять капсулу. СА от моих движений к люку еще больше наклонился, и поток заливал Гайдукова. Второй машины страховки не было, и приподнять аппарат не было возможности. Риск потерять друга подтолкнул меня. Преодолевая поток, я вывалился из аппарата. Через несколько секунд Володя выскочил за мной и, оказавшись на плаву, открыл остекление головного шлемофона, под которым уже начал задыхаться от скопившейся углекислоты. В следующий момент СА, приняв в себя порцию мутной болотной воды и жижи, пошел на дно. Нас подхватили на единственную машину страховки и повезли на берег. Здесь я увидел приближавшуюся из-за бугра вторую машину. Когда начали выяснять причины опоздания, стало понятным, что за них надо, как минимум, гнать виновников в три шеи, а может быть и отдать под суд. Оказалось, что начальник службы режима Феодосийского летно-испытательного Центра (ЛИЦ) майор Рудольф Кузнецов, воспользовавшись своим служебным положением, решил не выпускать машину страховки до тех пор, пока его личную машину не заправят задаром дефицитным бензином. Вот такое крохоборство могло стоить нам жизни.