Иосиф Давыдов - Триумф и трагедия советской космонавтики

«Может быть и с нас хватит?» — задает вопрос Володя Титов. Другой космонавт молчит и хмуро смотрит на меня.

Я отвечаю отказом, ибо не вижу причин для срыва тренировки. Тем более, что повторить ее будет непросто, поскольку вся группа обеспечения уже месяц работает в пустыне и люди на пределе.

Улетаем в базовый лагерь. Здесь все подготовлено на случай оказания помощи при тепловом ударе или укусе ядовитыми насекомыми и змеями. Кроме того в областной больнице выделена палата на случай оказания любой срочной медицинской помощи. Даем вволю напиться «пострадавшему», и врачи проводят его осмотр. Все показатели в норме. Смотрю на космонавта, может быть он запросится к товарищам, оставшимся в пустыне? Но нет. Он берет подстилку и ложится в тень вертолета отдыхать. Для него тягости тренировки кончились. Через пару часов он присоединяется к вертолетчикам, играющим в преферанс. Я стою в стороне с психологом и наблюдаю за выражением лиц молодых космонавтов находящихся в базовом лагере. Они довольны и беспечны: удалось уйти от опасной и напряженной тренировки.

Проходящий мимо нас борттехник вертолета бросает фразу: «Разве это космонавты. Это слюнтяи!» Слова его бьют по нашему самолюбию, но ответить нечего.

Тренировка Титова и второго члена его условного экипажа продолжается. Несколько сеансов связи подтверждают, что у них все нормально, но энтузиазма в словах не слышно. Приближается ночь. Утром конец тренировки и для них, но никто не знает, что готовит нам всем ночь.

В полночь взлетаем, чтобы отработать элементы взаимодействия космонавтов со спасательным вертолетом и процессе поиска. Над пустыней взлетают сигнальные ракеты. Летим на них. Сейчас должен вспыхнуть алый сигнальный огонь, показывающий место нахождения космонавтов и площадку для посадки вертолета. Вспышка сигнального огня, а затем какое-то неестественное, непривычное его горение, и тут же по радио голос Титова: «Прошу немедленно экстренной посадки. У нас ЧП».

Командир вертолета включает фары, посадка ночью не предусмотрена и опасна, однако идем на снижение. Лопасти поднимают пыльно-песчаный вихрь, в котором ничего не видно. Командир вертолета в этой круговерти мастерски сажает машину. Подбегаем к космонавтам. Напарник Володи Титова корчится от боли: у него обожжена рука. В темноте ночи он дважды нарушил инструкцию, неправильно сработал сигнальным патроном, к тому же не одел защитную перчатку, и пламя температурой в тысячу градусов ударило ему в ладонь. Врачи оказывают первую помощь. Бежим в вертолет. Взлетаем. Впереди видны огни Бухары. Через двадцать минут садимся рядом с областной больницей.

Осмотревший ожог врач успокоил меня: «Через две-три недели сможет нормально работать, но кожа с ладони сползет».

Настроение мерзопакостное. На фоне ранее успешно проведенной с четырьмя группами космонавтов работы эта тренировка с группой Титова сплошное ЧП. И все из-за того, что они летели сюда не проверить себя на прочность и жаростойкость, а развлечься и посмотреть на экзотику пустыни.

В гостинице сидим с Василием Лазаревым. Мысли грустные.

— Что будем делать? — спрашиваю его.

— Объективно доложим руководству. Считаю, что надо гнать их из космонавтов, — говорит Лазарев. — Такие сломаются в другом, более серьезном деле, что может повлечь за собой последствия.

Мне сказать нечего и я молчу.

Утром о происшествии докладываю в Центр подготовки. Оставшийся за начальника Центра генерал Андриян Николаев срочно высылает самолет.

— Прилетайте. Разбираться будем дома, — как всегда лаконичен Николаев.

Грустным был этот перелет. Еще и еще раз мысленно я перепроверял себя, может быть отказаться от всех этих тренировок, может прав был Зинченко, говоривший, что захотят жить — выживут.

Нет и еще раз нет. Тренировки на выживание нужны, прежде всего, потому, что выдержка и устойчивость в непредвиденной ситуации могут пригодиться и в космосе. Эти тренировки космонавтов, готовили их к более сложным испытаниям, закаляли характеры мужчин. И это я слышал ото всех, кто прошел эти испытания. Сейчас же передо мной сидели понурые, хмурые люди, которые ждали приговора от старших товарищей и начальников. Я тоже ждал приговора тому тяжелому делу, которое затеял со своими товарищами ради успеха космических полетов и на которое меня нацелил погибший Володя Комаров.

К вечеру самолет заходил на посадку на аэродром Чкаловский. Пеленой дождя была накрыта взлетная полоса. Мы ворвались в эту пелену, и по иллюминаторам поползли горизонтальные полосы воды. Самолет зарулил на стоянку. На земле дождь был несильный. После почти месячного пребывания в пекле Средней Азии от дождя было как-то уютно и радостно. Он охлаждал страсти и снимал горечь последних дней пребывания на юге.