Маргарита Неручева - Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы)

6 сентября в 11 часов прошли получасовые свидания у Шпеера с женой и сыном Эрнстом. Обсуждали домашние и школьные дела. Во время свидания жена Шпеера жаловалась, что ей очень трудно с детьми. Особенно с учебой. Младший сын плохо учится. Шпеер сказал, чтобы она уменьшила расходы на его питание на 10 марок. “Может, это подействует”, – добавил он сердито.

Не люблю я сидеть на свиданиях. Неловко слушать чужие разговоры.

8 сентября было очередное заседание директоров. Иногда мне все эти проблемы со стороны кажутся такими мелкими! На заседании развернулось бурное обсуждение просьбы адвоката Поттера. Он прислал письмо Шираху, в котором речь шла о полученном наследстве. Адвокат просил Шираха отказаться от наследства в пользу детей. Английский директор Бенфилд предложил сразу же передать все документы на подпись Шираху, чтобы тот сам решил, как ему поступить.

Французский директор Фарион не возражал, предложив только детально обсудить процедуру их вручения заключенному. Американский директор Федушка, усмехаясь, заметил, что лично он не возражает, хотя на сто процентов уверен, что Ширах ни за что не подпишет отказ от наследства. Мы же выступили вообще против вручения документов Шираху: во-первых, документы присланы неизвестным нам адвокатом, а не официально назначенным еще на Нюрнбергском процессе, и, во-вторых, в своем письме заключенному его сестра Розалинда ничего не пишет о наследстве. Если мы вручим эти документы, мы нарушим положения Устава тюрьмы. Интересно было наблюдать лица директоров после выступления нашего директора. Бенфилд согласился занести это в протокол, но все равно, добавил он, должен посоветоваться со своим юристом. Следующий вопрос: удовлетворили просьбу Шираха о свиданиях с братом бывшей его жены Генри Гофманом.

Свидания были назначены на 29 и 30 сентября – по 30 минут. Затем утвердили расходы по тюрьме за июнь, представленные французским директором, ответственным за финансы. В “разном” американский директор вдруг неожиданно для всех поднял вопрос об изменении процедуры проведения цензуры. Все были удивлены. Но мы с нашим директором сразу поняли, что это подкоп под меня. Видно, он не может мне простить то письмо неонацистов из США, которое я прочитала вслух директорам, да и многие другие вещи. Например, давнюю историю с грампластинками. Постановку этого вопроса он мотивировал тем, что необходимо сузить круг лиц, посещающих камерный блок. Цензуру он предложил возложить на старших надзирателей. Нас, конечно, это ни в коей мере не устраивало. Решение всех возникающих вопросов по цензуре тогда перейдет в руки американцев и конкретно старшего надзирателя Фаулера. Наши надзиратели не все хорошо знают немецкий и просто не смогут читать письма. Английский директор подполковник Бенфилд, почувствовав приближение длительной дискуссии, быстро предложил перенести этот вопрос на следующее заседание, включив его в повестку дня. А сейчас “подошло время обеда, и в баре уже, наверное, собрались гости”.

Поздно вечером мне позвонили из нашей комендатуры. Понадобился переводчик. И вот по какому поводу. Немцы привезли сержанта ВВС США, который просил у нас политического убежища. Говорит, что в Америке плохо к нему относятся, обзывают “желтой обезьяной”, постоянно унижают. Он просил помочь ему устроиться в нашей стране работать на радио или с американскими учеными Митчелом и Мартином, которые переехали жить в СССР. Внимательно выслушав, его отправили в наше посольство.

10 сентября. Цензура. Вернулся из отпуска Хартман. Файерстоун рад сложить с себя полномочия цензора. Опять много вырезали из письма жены Гесса, где она упоминает многочисленных знакомых, в том числе пишет о бывшей секретарше Гесса Хильдегард Фат, которую Гесс считал “прекрасным секретарем и очаровательной женщиной”.

На обратном пути домой то и дело попадали в пробки: все центральные улицы Восточного Берлина были перекрыты. Берлинцы прощались с первым президентом Германской Демократической Республики Вильгельмом Пиком.

Долго не бралась за дневник. Сегодня 18 августа 1963 года. Москва встречает космонавтов Николаева и Поповича, а у нас обстановка продолжает оставаться напряженной. Улицы Западного Берлина запружены людьми, полно фотокорреспондентов, повсюду вспышки “молний”. Накануне наш автобус с караулом в Тиргартене (район рейхстага, где охраняется памятник советским солдатам, погибшим в Отечественную войну) забросали камнями. Западный Берлин бурлит, такого не было даже в прошлом году, когда перекрыли границу и разделили Берлин на две части, впоследствии соорудив мощную стену.