С Привозом мог соперничать по ценам на мясную продукцию только базар на Ярмарочной площади, что объяснялось непосредственной близостью мясокомбината. Но купить мясо там можно было не всем и не всегда. Милиция постоянно отлавливала перекупщиц этого продукта и тем приучила их к осторожности. Милиционеров, хоть и переодетых, там знали в лицо и при их приближении «срабатывала сигнализация» — продавцы исчезали мгновенно.
Одесситы предпочитали покупать продовольствие на Привозе не только потому, что там было дешевле. Там продукты всегда были свежими и быстро раскупались. При отсутствии холодильников это имело решающее значение.
На всех базарах кроме основных работников (рубщиков мяса, продавцов, тачечников, носильщиков, сборщиков налогов, кассиров, представителей санэпидстанции) всегда находились различные вымогатели, ханури, нищие и попрошайки. Крестьяне, в конечном счете, всех их содержали и даже не задумывались над этим. «Один с сошкой, семеро с ложкой». Мало что изменилось и теперь.
В Черном море тогда скумбрии было много. Ее продавали на Привозе и ловили ее все, кто имел свои лодки. Она была значительно вкуснее океанской и теперь невозможно никому объяснить, до чего она была вкусной. Это все равно, как объяснять, какая вкусная гусиная лапка:
— А ты едал?
— Нет, мой брат видал, как барин едал, и мне рассказал.
Эту поговорку я слышал от папы.
Во время оккупации мама прятала в нашем сарае довоенный приемник прямого усиления «СИ-235». Видимо, оттого, что он долго лежал в сарае, он отсырел и стал барахлить. Несколько позже я в него залез, пытаясь починить, и окончательно испортил. Мы с Толиком Титом стали носить «запчасти» на Толчок и, в общем, продали детали дороже, чем стоил приемник в исправном состоянии. Часть денег я отдал маме, остальное мы поделили между собой.
Толик собирал почтовые марки и однажды пошел их покупать. Марки стоили копейки и проблем с их приобретением на Толчке не было. Как я потратил первые заработанные деньги не помню.
Толику было примерно 9 лет, мне около семи, но мы быстро определили стоимость выкушенных деталей, ламп, трансформатора, динамика, конденсаторов. Все это оказалось дефицитным тогда товаром и разошлось быстро.
Так мы поняли, что Толчок существует не зря. Толик Тит заимел знакомство в какой-то радиомастерской, и ему «задешево» отдавали замененные после ремонта радиоприемников силовые трансформаторы и все, что для них не представляло интереса. Какое-то время мы торговали этим хламом.
На «толчке» никогда не продавали новых радиодеталей, их не было, а старые — они и есть старые, претензий не было.
Материальное положение наших мам было таким, как говорили в Одессе — врагу не пожелаешь. И когда нам удавалось заработать хоть какие копейки, то и это была реальная помощь.
Толчок находился на улице Средней, затем он был перенесен и размещался недалеко от 2-го Еврейского кладбища.
К рынку можно было добраться пешком с любого конца города. Даже если и удавалось в большой толчее доехать на трамвае № 15 до ул. Косвенной, то разница с перемещением на своих двоих во времени ощущалась незначительно. Кроме того, трамваи ходили нечасто. По воскресеньям это был самый оживленный из всех базаров. Там можно было купить все, что когда-либо выпускалось нашей, и не только нашей промышленностью.
Продавцы раскладывали на земле, предварительно расстелив газету, серебряные царские или советские, 1924 года выпуска, рубли и полтинники, почтовые марки, гашеные и негашеные, видимо, имевшие вполне реальную ценность, но продавалось всё это за копейки. Было просто непонятно, как все это сохранилось в период оккупации, да еще в таких количествах.
Там же, на земле, лежали предметы старины: подсвечники, иконы, а рядом продавались швейные машинки и запчасти к ним. Слева от входа размещались продавцы патефонов, грампластинок, радиодеталей, трофейных и довоенных радиоприемников и радиол. В центре «толчка» на руках носили верхнюю одежду, обувь, новое белье. Вдоль заборов стояли продавцы велосипедов и запчастей к ним. Чаше всего ценой была в прямом смысле стоимость куска хлеба.
Отдельной группой стояли продавцы запрещенных тогда пластинок Петра Лещенко и блатных записей вроде «Гоп са Смыком». Однажды я купил пластинку, перепрессованную из речи Сталина на каком-то партсъезде. На ней была записана пара песен Лещенко.
Можно было купить никому не нужные пластинки с речами вождей, или пластинки с наклейками «Columbia», гласящими о том, что на них записана хорошая музыка, но с теми же речами вождей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу